"Чингиз Торекулович Айтматов. Верблюжий глаз" - читать интересную книгу автора - Нет, это не совсем точно. Калмыки были здесь в семнадцатом веке. А
это надгробный памятник двенадцатого века. Бабу, очевидно, поставили монголы в пору великого нашествия на запад. Вместе с ними и мы, киргизы, пришли с Енисея сюда, в тянь-шаньские края. До нас здесь обитали племена кипчаков, а до них - рыжеволосые светлоглазые люди. Я залез бы еще дальше в глубь истории, но меня перебил человек в комбинезоне, стоявший у трактора. Это был Абакир. - Эй ты, малый! - Он метнул на меня исподлобья раздраженный взгляд. - Больно ты ученый. Пойди-ка принеси из юрты шприц с тавотом. Оказывается, я принес ему шприц с солидолом. - Эх ты, академик! - презрительно процедил он, косясь на меня своими колючими, в красных прожилках глазами. - Лекции читаешь нам, неучам, а кобылу от верблюда не умеешь отличить. Отсюда и пошло - "академик". Вот и сейчас я уже приближаюсь со своей водовозкой, а он не унимается. Бежит ко мне, увязая в пашне. - Ты что ползешь, словно вошь прибитая! Сколько прикажешь тебя ждать? Придушу, щенок, все меньше одним сопливым академиком будет! Я молча подъезжаю к трактору. Да и что я могу сказать в свое оправдание? Ведь трактор простаивает по моей вине, это факт. Хорошо еще, прицепщица Калипа вступается за меня: - Ну успокойся, успокойся, Абакир! Криками тут не поможешь. Смотри, на нем и так лица нет. Совсем измучился, бедняга. - Она берет из моих дрожащих рук ведро и заливает водой радиатор. - Он и без того старается. Видишь, мокрый весь, хоть выжимай... читал. - Ну перестань! - уговаривает его Калипа. - Сколько в тебе зла! Нехорошо так, Абакир. - Все прощать да спускать этаким вот - задарма помрешь. План-то с меня спрашивают, а не с тебя. Разве кому есть дело, что меня гробит этот ученый олух! Далась же ему моя ученость! Зачем я только учился и откуда взялся на мою голову историк Алдияров? Я стараюсь побыстрей уехать отсюда. Меня ведь ждут еще в другом конце поля. Там тракторист - Садабек - человек пожилой, серьезный, он хоть и сердится, но не кричит. Мотор за моей спиной затарахтел. Трактор Абакира тронулся с места и пошел. Я облегченно вздохнул и поежился под намокшей фуфайкой. И отчего это Абакир уродился таким вредным, таким злющим? Ведь не старый еще, едва за тридцать. Лицо, правда, немного тяжелое, с буграми на скулах, и руки цепкие, клешневатые, но собой видный. А глаза плохие, недобрые. Чуть что, наливаются кровью, тогда держись, тогда ему все нипочем. Было у нас недавно одно дело. Дождь занялся с вечера, всю ночь моросил, нашептывал что-то унылое, монотонное, стекая по набрякшей кошме. И к утру не перестал. Мы томились в юрте от вынужденного безделья. Агроном Сорокин уехал - у него и в дождь дел по горло. Ведь он отвечал и за животноводство, поэтому и не было человеку ни минуты покоя - день-деньской в седле. Когда дождь приутих немного, прицепщик Эсиркеп, младший брат Садабека, |
|
|