"Чингиз Торекулович Айтматов. Лицом к лицу" - читать интересную книгу автора

ругала она себя.- А для чего это он сказал о посылке? Попросту или с
умыслом?.."
В другой раз Мырзакул осмотрел деревья, высаженные на огороде Тотой
вдоль арыка, и упрекнул ее:
- Байдаке каждую осень обрубал сучья и ветки, а в этом году вы этого не
сделали... Старший-то твой уже работник... Обрубить надо ветки, а то деревья
перестанут расти. Да и лишние дрова пригодятся...
Тотой с досадой глянула на Мырзакула, тяжело вздохнула:
- А если и перестанут расти, плакать не стану: кому они нужны! Разве
дерево - опора человеку?.. Если самого нет дома, ничего не мило... Поди-ка
попробуй: и в колхозе работай, и колосья собирай, и детей корми... Вот и
живем две соседки - ни слуха, ни весточки от наших, живы или мертвы, бог их
знает! - Она отвернулась, прикусив губу.- А ты еще тут про деревья
толкуешь...
Сейде оробела, сжалась, боясь, что Мырзакул сейчас выложит всю правду.
"А ты не равняй себя с ней,- скажет Мырзакул,- ее Исмаил давно уже прячется.
Здесь он, беглец!.. Да, это казалось неотвратимым в ту минуту. Но Мырзакул
сказал другое.
- А ты знаешь, Тотой, может не только деревья, но и тень их
пригодится,- спокойно произнес он и вдруг вспылил, закричал, будто давно
собирался высказать им все это в глаза: - Вы бросьте эти свои бабьи
хныканья! Как чуть задержка с письмами, так они уж голосить готовы. Лучше
вон переберите бодылья на крыше - навалили кучей не знай как, сгниет корм до
весны! Хочешь, чтобы дети без молока остались? Да я вам за это головы
поотрываю! Если одной не под силу, кликни соседку, здесь двое вас,
соседок... Вдвоем-то вы одного мужика стоите... Русские женщины в окопах с
винтовками сидят, не хуже мужчин, сам видел... А вы у себя дома - ноете, что
писем нет!..
Тотой промолчала, не возразила ни слова. А Сейде ответила неожиданно
для себя:
- Мы сделаем, сегодня же ветки обрубим и бодылья перекладем!
Может быть, она сказала это слишком поспешно? Но сейчас у нее не было
никакой задней мысли, она говорила искренне, ей хотелось отвести разговор о
письмах и в то же время было стыдно за себя и Тотой. Мырзакул больше ничего
не сказал. Все еще возбужденный и злой, он как-то странно, внимательно
посмотрел на нее - кажется, с одобрением. Потом сел на лошадь и уехал.
В этот день, помогая Тотой по хозяйству, Сейде испытывала безотчетную,
тихую радость, она успокоилась, будто искупила свою вину. Давно уже не было
у нее такого ясного света в душе, такого подъема, когда все хочется сделать
неприменно сегодня же, когда работа спорится в руках. Она задорно
покрикивала на ребятишек Тотой: они не столько помогали, сколько мешали. Но
это не сердило ее. Хотелось петь, хотелось смеяться. Но всякий раз,
вспоминая поразивший ее непонятный взгляд Мырзакула, она вдруг обмирала вся,
и руки у нее опускались.
"Почему он так поглядел на меня? Значит, что-то подозревает? А может
быть, мне просто показалось?"
И так повелось: каждый раз, когда наведывался Мырзакул, смятение и
страх охватывали Сейде. Все ждала, когда он спросит: "Где твой Исмаил? Куда
ты его прячешь?.." И сердце билось так гулко, что она боялась, не услышал бы
он.