"Чингиз Торекулович Айтматов. Плач перелетной птицы" - читать интересную книгу автора

всезнающие были, мастера всеумеющие были, народы многолюдные были, давно
исчезнувшие, от которых остались теперь лишь их имена.
Что было вчера - того нет сегодня. В этом мире все приходит и все
уходит. В этом мире только звезды извечны, что правят свой путь при извечной
луне, только вечное солнце извечно с востока встает, только земля
черногрудая на извечном месте своем. А на земле только память людская живет
дольше всех, а самому ж человеку путь отмерен короткий - как расстояние
между бровями. Только мысль бессмертна, от человека к человеку идущая,
только слово извечно, от потомков к потомкам идущее...
От тех дней и до этих земля изменяла свой лик много раз. Там, где не
было гор, горы возникли кряжистые. Там, где горы стояли, равнины сухие
простерлись. Там, где зияли овраги, ямы сровнялись, как тесто, там, где реки
бежали, берега сомкнулись, как швы. А тем временем новые рвы и пропасти
новые промыты дождями в толще земной. Где когда-то плескались моря голубые
со дня сотворения мира, пустыни сыпучие ныне лежат в молчаливом
пространстве... Города воздвигались, города разрушались, и на старые стены
новые стены вставали...
От тех дней и до этих слово рождало слово, мысль рождала мысль, песня
сплеталась с песней, быль стала древним преданием. Так дошло до нас сказание
о Манасе и сыне его Семетее, ставших твердыней киргизских родов, ставших
защитой от многих врагов...
В этом сказании воскресили мы голос отцов и дедов, в этом сказании
услышим мы: птицы полет в высоте, давно отлетавшей, топот копыт, давно
заглохший, крики батыров, в поединке сразившихся. Плач по погибшим и клики
побед. В этом слове минувшая жизнь снова возникнет перед взором живых, во
славу живых, во славу живых...
Так начнем же наше сказание о превеликом Манасе и доблестном сыне его
Семетее - во славу живых, во славу живых..."
Не знал он, мальчонка, что предстояло ему милостью божьей стать
глашатаем слова народного в дни бед и тяжких испытаний под игом джунгарским,
не знал он, что голова его будет оценена врагом в тысяу голов отборных
лошадей и что, выданный предателями, погибнет он, истерзанный, с выколотыми
глазами, в знойной казахской степи. И, истекая кровью, умирая от жажды, в те
последние мгновения снова вспомнит этот день, этот час, это Озеро, которому
поклонялась мать, и этих птиц, что собирались в дальние края, и что, увидев
все это, как наяву, умрет он с криком "мама!".
Все это ждало его впереди - и слава, и борьба, и гибель...
А сейчас он просто стоял на берегу Иссык-Куля, на том месте, где
молилась мать, и крепко держал за повод гончего пса Учара, чтобы тот не
вырвался ненароком и не пустился вдогонку за скрывающейся из виду толпой.
Потом он спохватился, вспомнил о больном отце, заторопился.
- Пошли, Учар, пошли! - приказал он строго и быстро направился к аилу
в распадке прибрежных гор. Удаляясь от озера, он слышал за спиной все тот же
беспокойный голос и клики птичьих стай...

x x x

Той ночью на рассвете на глазах младшего сына Элемана ушел в иной мир
великий мастер Сенирбай-юртовщик. Последние слова, которые отец сказал,
хрипя, задыхаясь, языком, уже не повинующимся, были почти неразличимы. Но