"Чингиз Торекулович Айтматов. Плач перелетной птицы" - читать интересную книгу автора

Кертолго-зайип остановилась на гряде мелкого зернистого галечника,
почти у самой хлюпающей полосы пенистого прибоя. Сюда же пришел вместе с ней
и Элеман, ведя на поводу лошадь, а в другой руке - собаку на ремне.
Кертолго-зайип опустилась на колени, ее примеру последовал и сын, и мать
взмолилась, не громко и не тихо, вполголоса:
- О Иссык-Куль, ты око земли, ты всегда смотришь в небо. Обращаюсь к
тебе - вечный, незамерзающий Иссык-Куль, чтобы стала известна мольба моя
богу неба - вершителю судеб - Тенгри, когда он глянет сверху в твои
глубины.
О Тенгри, в час грозный и опасный дай нам силу устоять перед врагом
ойратским. Сохрани наш шестиколенный киргизский народ, живущий в горах твоих
дарами твоими - выпасая скот на лугах и травах. Не дай истоптать очаги наши
копытами ойратских коней. Будь справедлив - не откажи нам в победе в битве
открытой. Но что там, за теми вон горами, в Талчуйской долине? Что там
случилось? Ни вестей, ни гонцов с поля брани - глаза проглядели, сердца
истомились в тревоге. Что там? Что ожидает нас завтра? Сохрани, сохрани же,
Тенгри, ушедших сражаться. Дай увидеть их в седлах и не дай нам встретить
тела их, навьюченные на верблюдов.
Услышь молитву мою, Тенгри, я мать троих сыновей...
Коленопреклоненный Элеман стоял между гончим псом Учаром и рыжей
гривастой кобылой, держа их поводья в руках. Он смотрел на темную хребтину
озера - на кривизну большой воды, которая, как живая спина,
дышит-колышется, опадая и поднимаясь. Озеро в тот час было спокойным, лишь
подернутое поверху мелкой зеркальной рябью. На исходе затяжной зимы, в
начале весны берега Иссык-Куля стояли обнаженно-пустынно - тугап без
листьев, травы желты и сухи, нигде ни дымящих аилов, ни скачущих всадников,
ни каравана кочевий, ни пасущихся стад.
Но зато перелетные птицы, отзимовавшие на Иссык-Куле, почуяв весну,
почуяв скорый отлет в новые края, уже кружились над озером большими роями, а
те, что сбились в стаи, уже намахивали крыло в быстром, косо летящем полете
вдоль подножия гор. И повсюду, в сияющем весеннем воздухе, далеко-далеко
разносились их взбудораженные крики и голоса.
Вот совсем близко, почти рядом, прогудел в стремительном лете косяк
серых, краснолапых гусей. Крича шумно и шало, гогоча во все легкие, они
промчались над головой так низко, что слышно было, как свистели крылья на
маху. Глаз мальчика различил над озером еще несколько стай перелетной птицы.
Были то гуси ли, утки ли, лебеди ли, или длинноногие розовые фламинго, он не
смог бы ответить. Далеко и высоко роились те птицы. Только гомон доносился
то ясней, то смутно. "Значит, полетят не сегодня-завтра", - решил он.
А мать все молилась, горячо и страстно, выкладывая богу неба - Тенгри
все, что накопилось на душе. Просила она, чтобы судьба смилостивилась над
мужем ее - великим мастером Сенирбаем-юртовщиком, над которым хворь грудная
собирает уже темные тучи - сегодня не смог даже сесть на коня:
- Сбереги, Тенгри, отца нашего, мастера всеумеющего. Нет ведь в наших
краях ни одного дыма, не уходящего через купол юрты, не смастеренной его
руками. Сколько жилищ поставил он на веку своем! Всем нужен кров - и
молодым и дряхлым, и богатому и бедному, и овцепасу и дояру кобылиц.
И еще просила она, чтобы дано ей было нянчить внуков, и еще, и еще
молила она... Мало ли печалей у человека...
А великое синее озеро, глядевшее оком в небо среди скалистых снежных