"Игорь Алексеевич Акимов, В.Карпеко. Без риска остаться живыми " - читать интересную книгу автора

- Это Вега.
- Знакомое название. В детстве когда-то слышал. Давно.
- А вон та яркая, видишь, справа, над самым лесом...
- Из себя такая оранжевая?
- Вот-вот. Это Арктур.
- А что она обозначает?
- Да в общем ничего, - неожиданно для себя самого смешался Кулемин. -
Красивая звезда... Есть в ней что-то такое...
Он поймал себя на том, что чуть было не стал распространяться об
эстетическом волнении, какое всегда вызывала в нем звездная графика, о том
философском умонастроении, о той приятной грусти, которые всегда дарило ему
звездное небо. Названия созвездий звучали для него музыкой и вызывали
длинную цепь приятных ассоциаций. Наконец, - и это было самым существенным -
некоторые звезды были для него как бы вешками, напоминаниями о реальных,
приключившихся с ним событиях. Но об этом знал только он один. Только ему
они говорили об этом. Все было настолько личным: звезды в его окне - звезда
в окне его любимой-звезда, на которую впервые обратил его внимание отец,
ткнул пальцем и спросил:
а вот эту звезду ты знаешь, мой мальчик? Это Мира, что в переводе с
латыни значит "дивная"; она то вспыхивает ярко, то совсем угасает; думаешь -
нет ее, а она уже вновь горит; она дышит, она живет, совсем как человек;
ведь и нам иногда не мешает перевести дух, не так ли, мой мальчик? чтобы
собраться с силами - и снова за дело...
-Разве это возможно рассказать? Разве это возможно понять - если не
имеешь подобного же опыта?.. Жизнь, если чуть отстраниться, иногда кажется
смешной и глупой. От первого, поразившего мальчишечье воображение красивого
слова "Мира", - к изучению латыни, а затем - итальянского, наконец -
Ренессанса... А если бы не было той ночи и вопроса: а вот эту звезду ты
знаешь, мой мальчик? - как бы асе оно повернулось?..
- А вообще-то какие-нибудь звезды ты знаешь, лейтенант?
- Ну конечно, - невозмутимо ответил Пименов. - Большую Медведицу знаю.
И Полярную. Мне одной Полярной за глаза хватает. На все случаи жизни.
- Понимаю...
Этот практический подход, этот невольный меркантилизм... Имел ли право
Кулемин даже молча, не высказывая вслух, винить Пименова? Нет, конечно. Что
он видел, этот лейтенант? - бон, окопы, минные поля, искаженные предсмертным
изумлением лица часовых, пену в углах рта у пленных... А красота... Красоте
надо учить. Может быть обязательно с детства... А если это действительно
так? - вдруг подумал Кулемин. - Боже мой! ведь если это действительно так,
сколько людей никогда не узнают, что это такое...
...Когда растаяла, сошла на нет его задумчивость, его вселенская
меланхолия, - этого Кулемин и сам не заметил. Потому что, хотя мысли его
были заняты вроде бы посторонними предметами, но уши слушали, а глаза
смотрели; он непроизвольно делал свое дело, и в какой-то момент, очень
плавно вся его нервная энергия сосредоточилась на слухе. Он ловил, ловил
что-то неясное, скорее угадываемое... Наконец убедился: где-то далеко за
рекой возник и неумолимо надвигался гул моторов. Положил руку на плечо
Пименова, и тот, чуть слышно с пониманием отозвался:
- Да.
Гул приближался неторопливо. Он становился все отчетливей, и хотя лес