"Сергей Тимофеевич Аксаков. Биография Михаила Николаевича Загоскина" - читать интересную книгу автора

напечатанный в 1831 году. Очевидно, что Загоскин взял на себя слишком
тяжелое обязательство, невозможное в исполнении по близости эпохи, которой
прошло только 18 лет; не говорю уже о громадности, о всемирном значении
самого события. Он писал этот роман около двух лет; слух о нем прошел по
всей России, и все с напряженным нетерпением ожидали его появления.
Некоторые из литераторов предвидели трудность такой задачи, и вот что
Жуковский писал к Загоскину: "Мне сказывал князь Шаховской, что вы, в
pendant вашему 1612 году, пишете роман 1812 года; не хочу с вами спорить; но
боюсь великих предстоящих вам трудностей. Исторические лица 1612 года были в
вашей власти, вы могли выставлять их по произволу; исторические лица 1812
года вам не дадутся. С первыми вы могли легко познакомить воображение
читателя, и он, благодаря вашему таланту, уверен с вами, что они точно были
такими, какими ваше воображение их представило вам; с последними этого
сделать нельзя; мы знаем их, мы слишком к ним близки; мы уже предупреждены
насчет их, и существенность загородит для нас вымысел. Впрочем, нет
невозможного. Я говорю только: трудно! На всяком шагу порог, и спотыкаться
легко". Но по выходе "Рославлева" Жуковский писал следующее к Загоскину, от
14 июня 1831 года: "Благодарю вас и за подарок и за "Рославлева",
почтеннейший Михаил Николаевич. И с ним то же случилось, что с его старшим
братом: я прочитал его в один почти присест. Признаюсь вам только в одном:
по прочтении первых листов, я должен был отложить чтение, и эти первые листы
произвели было во мне некоторое предубеждение против всего романа, и я
побоялся, что он не пойдет наряду с "Милославским". Описание большого света
мне показалось неверно, и в гостиной князя Радугина я не узнал светского
языка. Но все остальное прекрасно, и "Рославлев" столько же приманчив, как
старший брат его. Благословляю вас обеими руками на романы: это ваше дело, и
предметов бездна...". Хотя с Жуковским нельзя согласиться в мнении о
"Рославлеве", но до его выхода из печати, общая уверенность, что "Рославлев"
будет еще лучше, или по крайней мере еще интереснее "Юрия Милославского",
была так велика, что в Москве произошло, в своем роде, также событие,
неслыханное в летописях книжной русской торговли. Роман еще не был кончен,
как стали просить Загоскина, чтоб он его продал: за право напечатать четыре
завода, то есть 4800 экземпляров, предложили сочинителю сорок тысяч рублей
ассигнациями (а тогда ассигнации имели большой лаж), с тем только, чтобы он
не печатал второго издания в продолжение трех лет! Это невероятно, но дело
было точно так и шло через меня. Еще невероятнее, что содержатель
типографии, Н. С. Степанов, покупавший роман, не имел денег для такого
предприятия, и что московские книгопродавцы купили экземпляров будущего
неоконченного романа, в 4-х небольших частях, с обыкновенною уступкою 20
процентов за комиссию, на 36 тысяч рублей ассигнациями, и внесли деньги
вперед, обязуясь продавать не дороже 20 рублей за каждый экземпляр! Кто
знает незначительность капиталов наших московских книгопродавцев, их
осторожность, даже робость во всех книжных оборотах, тот поймет, как велика
была общая вера публики в талант автора "Юрия Милославского": поступок
книгопродавцев служит только ее выражением. "Рославлев" не вполне
удовлетворил всеобщему ожиданию, и смелое предприятие Степанова не имело
успеха. Две тысячи четыреста экземпляров, купленные книгопродавцами,
разошлись, но затем требования на книгу прекратились. Главною причиною
неудачи была холера в Петербурге; куда, вместо затребованных 800, отправлено
100 экземпляров. Впрочем, если б Степанов мог выдержать, переждать, то