"Сергей Тимофеевич Аксаков. Биография Михаила Николаевича Загоскина" - читать интересную книгу автора

двусмысленно хвалили, или упорно молчали? Отзывы журналов оставались в таком
неблагосклонном расположении до смерти Загоскина, кроме "Библиотеки для
чтения". Я недавно читал в одном из петербургских журналов, что рецензент,
по случаю восьмого издания "Юрия Милославского", развернул его - и
зачитался; "так легко и свободно читается этот роман", прибавляет он. Дело
понятное: он хотел сказать, что других достоинств в нем не находится. В этом
роде я читал и слышал много отзывов. Нет, милостивые государи: так нельзя
объяснить огромный, повсеместный успех "Юрия Милославского" и собственное
ваше сочувствие; не в одной живости и веселости рассказа, не в легкости
языка надобно искать причины его, а в том, что весь роман проникнут русским
духом, народностью. Вот отчего при чтении забываются, не примечаются его
недостатки, в отношении к искусству, и, может быть, глубине взгляда на
историческую эпоху. Чувство народности, согревающее весь роман, невольно
пробуждает то же чувство, живущее в душе каждого русского человека, даже
забитого европейским образованием; и это-то чувство народности понимают и
ценят высоко самые иностранцы; и вот почему можно назвать Загоскина народным
писателем. Если б весь народ знал грамоте, он читал бы с увлечением, не
только "Юрия Милославского", но и другие сочинения Загоскина. Его по
преимуществу русская натура, его самородный талант слышны в каждом слове,
когда он не надевает на себя личины несродной ему природы. Чтобы задумать и
заговорить вполне русским человеком, ему не нужно подслушивать, как думает и
говорит русский народ: ему стоит только заговорить самому; этого не может
сделать ни один из русских писателей. Напротив, Загоскину большого труда
стоит изображение лиц, которые говорят хотя русскими словами, но думают и
складывают речь свою не совсем по-русски, так что в этих изображениях он
уступает многим нашим писателям: русский дух и склад речи проступают у него
там, где они неуместны. Но зато, когда Загоскин вырывается на свободу, то
говорит свое живое слово, а не чужую мертвую речь. Эта особенность таланта
Загоскина, по моему мнению, составляет его замечательное и великое
достоинство. Пожалуй, у нас в литературе есть свои руссицизмы, искусственно
составленные из слов настоящих русских людей, отлитые в известные формы, так
сказать: руссицизмы казенные, которые, будучи лишены духа и жизни, остались
мертвой буквой и не только не возбуждают сочувствия, но напротив производят
самое неприятное впечатление.

[В 1830 году я написал самый строгий разбор "Юрия Милославского" и
напечатал его в "Московском Вестнике". Я помещаю мою тогдашнюю критику в.
Приложениях, предполагая, что для некоторых читателей будет интересно
сличить мнения одного и того же человека, об одной и той же книге,
написанные через 22 года, одно после другого.]

Князь Шаховской сделал из "Юрия Милославского" романтическое
представление в 5-ти сутках; оно не имело успеха на сцене.
В 1830 году, апреля 30, Загоскин перемещен в должность управляющего
Конторою императорских московских театров, а в 1831 - произведен в
коллежские советники, определен в должность директора Московских театров и
пожалован в звание действительного камергера двора его императорского
величества.
Немедленно после выхода в свет "Юрия Милославского" Загоскин задумал
писать другой исторический роман: "Рославлев, или Русские в 1812 году",