"Василий Аксенов. Московская сага-3. Тюрьма и мир" - читать интересную книгу автора

вообще всех славян. Любопытно, что этот в общем-то самый страшный заговор
против прогресса никогда не упоминался в советской печати. Слишком уж
кощунственной казалась сама идея посягательства на великого отца народов и
его главное детище -- Советский Союз.
Вообще, не так много преступлений упоминалось конкретно, особенно когда
речь шла о клевете на Советский Союз. Вот, например, Юрий Жуков, один из
лучших, можно сказать, бойцов пера, пишет из Парижа о взрыве клеветы в
империалистической прессе, а в чем суть клеветы, никогда не сообщает, просто
"гнусная клевета, исполненная зоологической ненависти к оплоту мира и
прогресса". В этом неназывании, неупоминании тоже проявлялась вершина
социализма, его полный расцвет, ибо новому советскому человеку вовсе и не
нужны были детали для того, чтобы преисполниться благородным гневом.
И все главные советские писатели, особенно международно нацеленные на
борьбу за мир, такие, как Фадеев, Полевой, Симонов, Тихонов, Турсун-заде,
Грибачев, Софронов, Эренбург, Сурков, очень хорошо знали, что не нужно
ничего уточнять, говоря о злобной клевете. Вообще, с писателями в те времени
было фактически достигнуто партией предельное взаимопонимание. Литературная
общественность решительно отвергла как космополитический декаданс, так и
высосанный из пальца конфликт внутри советского общества. Спустя некоторое
время неразумные выбросили "бесконфликтность" как извращение, а ведь и в ней
тоже выражалась молодая зрелость, полный апофеоз социалистического тела.
У каждого зрелого тела все должно быть хорошо внутри, однако извне у
него обязательно должен быть сильный враг. Этот враг был и у нас, да не
какая-нибудь Югославия, а самый гнусный, самый коварный ну и, конечно, самый
обреченный -- Америка! Все другие враги, даже Англия, были менее гнусными,
менее коварными и даже менее обреченными, потому что были слабее Америки.
Вот и в этом противостоянии с Америкой наше социалистическое тело достигло
тогда значительных успехов. Во-первых, разрушило ее атомную монополию;
во-вторых, выставило нерушимый заслон в Германии в виде республики рабочих и
крестьян; в-третьих, мощно атаковало американских сатрапов в Корее -- "Но
время движется скорее, И по изрытой целине Танкисты Северной Кореи Несут
свободу на броне..." (С.Смирнов); в-четвертых, путем развернутого движения
за мир укоротило руки реакции в Западной Европе, в-пятых, у себя дома
окончательно и бесповоротно покончило с тлетворными атлантическими
влияниями.
И вот перед нами распростертый через эти славные годы лежит огромный,
воспетый сатанинскими хоралами, но все-таки на удивление все еще живой,
жрущий и плюющий, бегущий, марширующий и пьяно вихляющийся город, и мы
смотрим на него глазами шестнадцатилетнего вьюноши, явившегося на Сретенский
бульвар из татарского захолустья, и глазами двадцатитрехлетнего мужчины,
вернувшегося на улицу Горького из польских лесов.
Куда девались инвалиды Великой Отечественной войны? В один прекрасный
день вдруг исчезли все, о ком ходила в народе столь милая шутка: "Без рук,
без ног, на бабу -- скок!" Администрация позаботилась: на прекрасных улицах
столицы и в мраморных залах метро нечего делать усеченному народу. Так
мгновенно, так потрясающе стопроцентно выполнялись в те годы решения
администрации! Инвалиды могут прекрасно дожить свой век в местах, не имеющих
столь высокого символического значения для советского народа и всего
прогрессивного человечества. Особенно это касалось тех, что укоротились
наполовину и передвигались на притороченных к обезноженному телу