"Святослав Аладырев "Извек" (Княжье похмелье) [F]" - читать интересную книгу автора

опомнился и скроил бывалое лицо. Не успел Сотник покинуть седло, пацан
подхватил повод и припустил к конюшне.
- Обиходит в лучшем виде! - улыбнулся старшой, заметив внимательный взгляд
дружинника.
Конюшня и впрямь выглядела справно. По всему, лошадей здесь знали, любили
и лелеяли.
В дверях показались две молодухи с кувшинами и рушниками через плечо. С
любопытством поглядывали на гостей, но встречаясь взглядами, кротко
опускали очи долу, отгораживаясь длинными пушистыми ресницами. Пухленькие
губки то и дело подрагивали в улыбке. Хозяин с гордостью и любовью
покосился на красавиц дочерей, однако, напустив в голос строгости,
прикрикнул:
- Ну, че выставились! Слейте гостям! Чай с дороги умыться надо.
Девки засеменили с крыльца. Извек с лохматым переглянулись и зашагали
следом. Пятеро спутников старшого незаметно исчезли, но скоро вернулись
умытые, причесанные, переодетые в чистые рубахи и порты. Из дверей
потянуло съестным. Видно издали приметили приближающихся мужчин и успели
затеплить очаг. Повинуясь взмаху хозяина, все неторопливо прошли в
просторную светлую горницу. Дочери уже суетились у застеленного льняной
скатертью стола. Стол быстро нагружался мисками, чарками, ложками по числу
едоков, запотелыми кувшинами с квасом и бражкой, горшочками с маслом,
сметаной, блюдами с луком, горохом, полевым чесноком. Последним появился
пышный каравай и кубышка с солью. Старшой жестом пригласил садиться, сам
вышел вслед за дочерьми. Когда все расселись, в дверях показался
круглобокий чугун на пожившем ухвате. Следом, удерживая тяжелый комель
ухвата, обозначился осторожно ступающий хозяин.
Проплыв через горницу, чугун медленно опустился посередь стола на
круглоплетенную рогожку. У кого-то в брюхе звонко воркнуло. Хозяин
отставил ухват к стене, отвалил закопченную крышку. Плотный клуб пара
вылетел вдогон, но быстро растаял, втянутый носами сидящих. Заурчало
громче. В душистое варево погрузился ковш и миски одна за другой стали
заполняться густыми щами. Пацан, на краю стола, терпеливо ждал своей
очереди, с тоской глядя как те, кому уже налито, разбирали краюхи
ноздреватого утреннего хлеба. Когда перед каждым поплыли зыбкие змейки
душистого пара, хозяин взял чарку и, расправив плечи, степенно изрек:
- Да пребудут с нами светлые боги!
- Тако было, тако есть, тако будет! - отозвались за столом, и чарки дружно
расстались со своим содержимым.
Застучали ложки, захлюпало в губах сытное варево, сдобренное густой
сметаной, захрумкал на зубах окунутый в соль чеснок. Ели молча. Пошкрябав
по дну, высвобождали миски, сливая остатки в ложки. Забрав ухват, хозяин
вышел и воротился со вторым чугуном, испускавшим могучий дух гречневой
каши, распаренной на мясной подливе. Заскрипели распускаемые пояса. Каша с
щедрыми кусками мяса занимала опустевшие миски. В чашках забулькала
бражка, в горницу заглянула одна из дочерей, бросила взгляд на стол,
скрылась и вернулась с новым караваем хлеба. Принялись за кашу.
Покрякивая, к вящему удовольствию старшого, нахваливали хозяек. Один за
другим начали сыто отдуваться, потягиваться. Пошли тихие разговоры. В
первую голову о конях. Лохматый с интересом слушал. Выказывая немалую
осведомленность, изредка вставлял слово, на удивление точное и веское.