"Марк Александрович Алданов. Святая Елена, маленький остров ("Мыслитель" #4) " - читать интересную книгу автора

последний раз покататься по острову, на котором так странно свела их злая
судьба императора Наполеона. Им захотелось посмотреть напоследок те углы,
где никогда еще не бывали они ни вместе, ни порознь и где никогда больше им
быть не придется. Это слово "никогда" звучало зловеще для де Бальмена, как
для всякого немолодого человека.
Невиданных углов на Святой Елене было довольно много. Вся жизнь
иностранных комиссаров и семьи губернатора проходила в небольшой
северо-западной части острова, между городком Джемстоуном и резиденцией сэра
Гудсона Лоу. Дальше на восток, в трех милях от Plantation House'a,
находилась зона виллы Лонгвуд, где жил Наполеон. Туда, разумеется, нельзя
было поехать. Но южная и юго-восточная часть Святой Елены де Бальменам
осталась неизвестной. Английские офицеры, хорошо знавшие остров,
рекомендовали молодым супругам - с той слегка насмешливой и завистливой
лаской, с какой все к ним относились, - посмотреть Diana-Peak и Fischer's
Valley, в восточной ее части, выходящей из пределов территории Наполеона, -
и, если можно, полюбоваться видом океана с высоты King and Queen. Правда,
дорога была трудная, гористая и даже опасная из-за обрывов. Но офицеры
советовали оставить коляску и пройти часть пути пешком.
В этот весенний день все казалось прекрасным де Бальмену: и теплая,
солнечная погода, и ветерок, вдувавший в грудь бодрящую соль океана, и песня
правившего лошадьми Тишки, и беспорядочные, радостные мысли, и туманные
надежды на будущее. Поглядывая на красивую девочку, которая сидела рядом с
ним, ощущая нежно-холодное прикосновение ее крошечной руки, он искал и, к
своему удивлению, не находил в себе знакомого чувства любовного похмелья.
Да, конечно, было уже не то, что прежде. Но и настоящее было недурно.
Его сомнения рассеялись. Жизнь не кончена. В тридцать девять лет он
нежданно открыл новую, довольно занимательную главу в порядком надоевшей
было книге. Впереди его ждали тоже все новые главы: русская деревня,
гостеприимная помещичья жизнь, над которой он почему-то считал нужным
смеяться, хлебосольное, бестолковое русское дворянство, которое он презирал
по долгу европейца и которое любил кровной любовью, как всякий человек любит
среду своего детства, сколь бы он от нее ни отрекался, сколь бы далеко от
нее ни ушел.
"Теперь немного пожить в деревне животной жизнью (это очень приятно, la
vie animale), а потом осесть в красивом, стильном и барском Петербурге (да,
конечно, в Петербурге, - он гораздо лучше Москвы), бросить бездомную жизнь
дипломата, оставить свою репутацию Казановы (какой уж Казанова после
женитьбы) и выходить поскорее в люди, в большие люди. А в первую очередь -
забыть тяжелый бред бессонных ночей, с масонством, загробной жизнью и
бессмертием души".
Де Бальмен осмотрелся кругом, улыбнулся Сузи, глубоко вдохнул поток
морского воздуха и подумал, что сейчас его чрезвычайно мало интересуют
бессмертие души и загробная жизнь.
"Очень может быть, что близкое будущее принадлежит все-таки
заговорщикам из этого Союза. Осмотревшись, взвесив шансы, пожалуй, надо к
ним примкнуть, - разумеется, не к их масонским бредням, а к подготовляемому
ими серьезному политическому делу. Прежде всего следует через Ржевского
близко сойтись с Пестелем, который, по-видимому, у них главный. Им нужны
люди, особенно люди, как я, знающие вдоль и поперек Европу, ее политических
деятелей, их явные и закулисные взаимоотношения. Кто в новой свободной