"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

индейки, - обычно она это приписывала снобизму.
Муж действительно зашел за ней тотчас после того, как в антракте
открылись двери залы. Он был в парадном мундире. На него сразу устремились
взгляды, хоть публика еще хлопала раскланивавшемуся с эстрады седому
пианисту. С высоты своего роста Клервилль быстро разыскал глазами Мусю и
направился к ней. Она его увидела не сразу. Взвинченная до слез музыкой,
Муся аплодировала так восторженно, что пианист, выходя в третий раз,
поклонился ей отдельно. "Как же я этого не заметила?.. Или это он
неправильно истолковал? Но ведь тогда это другое, совсем другое дело, и я до
сих пор сама не понимала, что я играю... Как же я тогда играла?.." Вивиан
подходил к ней с улыбкой. "Да, это он", - с непонятным удивлением подумала
Муся. "Но ведь и он тогда был, и он имеет к этому отношение... Или, если не
к этому, то к чему-то рядом..." Она вдруг почувствовала, что все еще его
любит.
Муся сама играла эту сонату, думала, что хорошо ее играет, и страстно
ее любила. Не нравился ей только финал, она обычно его пропускала. Однако на
этот раз ей показалось, что старый пианист играет какую-то, лишь отдаленно
ей знакомую, чудесную, изумительную вещь. "Что такое? Ведь я и в мыслях
этого не имела!.." - спрашивала она себя, пытаясь разобраться. Она и не
подозревала, что так значительно это начальное agitato*. И особенно ее
поразила тема, над которой она помнила, в ее растрепанной связке, валявшейся
слева на крышке рояля, полустертым курсивом, над жирными черными очертаньями
нот, было напечатано не совсем понятное и не важное слово: sostenuto**.
Потом был марш. Муся играла его очень недурно, но теперь ей было стыдно
вспоминать о своей игре. А за ним зазвучал финал, тот самый, который, по ее
мнению, портил дивную сонату. Она и помнила его плохо. "Да, да, это там
было, - думала, замирая, с расширенными глазами, Муся. - Но как же, как же я
этого не видела? Ведь это главное!.." Финал у старого пианиста звучал
загадочно, насмешливо и страшно, еще страшнее, чем "marche funebre"***. У
Муси рыдания подступили к горлу. "Да, разумеется, в этом все дело... Не
случайно же он вставил похоронный марш в сонату... Ведь знал же он, что
пишет! Он хотел сказать что-то очень важное, большое, таинственное... И
значит, никто не понимал до этого старика..." Муся чувствовала, что пианист
толкует загадочную сонату, как изображение всей жизни. "Но что же тогда
может следовать за "marche funebre"? Какой еще может быть "финал" после
этого? Зачем это было ему нужно? Ведь нельзя было лучше кончить, чем этим
гениальным маршем?.." Она слушала с восторгом и с ужасом. Муся понимала, что
музыкальность в ней - самое чистое и лучшее, то, что старомодные люди, не
смущаясь, называют иногда в ученых разговорах "святая святых".
______________
* взволнованно (итал.)
** размеренно, выдерживая темп (итал.)
*** траурный марш (франц.)

По дороге, в автомобиле, муж подробно ей объяснял, что эта соната - он
называл ее сонатой in В flat minor - отнюдь не принадлежит к лучшим вещам
Шопена: настоящее вдохновение в ней сказывается только в марше, к несчастью
заигранном на похоронах сановников. Клервилль, видимо, старался рассеять в
Мусе предположение, что он не музыкальный человек. Это ее трогало, но и
слушать его было ей почти гадко, Муся предпочитала смотреть на своего