"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

в высшей степени корректно (другого отношения он и не потерпел бы), но
чрезвычайно ласково, почтительно, почти с восхищением, как к создателю
семейного богатства. Однако никаких иллюзий мистер Блэквуд не имел: он
прекрасно понимал, что и его племянница, и муж ее с нетерпением ждут его
смерти, которая совершенно изменила бы их образ жизни. По совести, он не мог
даже их за это осуждать: только бедным людям могло казаться, что почти все
равно, иметь ли сто тысяч долларов или миллион дохода в год. Мистер Блэквуд
чувствовал и то, что его наследники с тщательно скрытой тревогой принимают
известия об его пожертвованиях, которые становились все крупнее. Он угадывал
их тайную мысль: еще при жизни, из корректности и для избежания огромных
наследственных пошлин, он должен был бы перевести на их имя часть своего
богатства. "Ну, нет, пусть подождут", - с внезапной злобой подумал он.
Мальчик постучал в дверь и подал на подносе визитную карточку. "Alfred
Pevsner, homme de lettres"*, - прочел с недоумением мистер Блэквуд. "Кто
это?.." Мальчик сообщил, что этому господину, по его словам, назначено
свидание в 10 часов утра. Мистер Блэквуд с досадой заглянул в свой карманный
календарь, - он не любил рассеянности и считал забывчивость дурным
признаком. "Ах, да, русский журналист, с которым я тогда разговаривал..."
Собственно свидание ему не назначалось. Но за несколько дней до того мистеру
Блэквуду была доставлена в гостиницу превосходно переписанная на машинке
записка о необходимости создать новое кинематографическое дело, служащее
идеям мира и сближения людей. К записке была приложена визитная карточка, с
указанием, что автор позволит себе зайти к мистеру Блэквуду во вторник, в
десять часов утра. Так как мистер Блэквуд ничего не ответил, то русский
журналист, очевидно, имел некоторое право думать, что ему назначено
свидание.
______________
* Альфред Певзнер, литератор (франц.)

Записку мистер Блэквуд тогда же пробежал. Идея снова показалась ему
интересной. Но в этот день он был в дурном настроении духа. Конечно, и
журналист ни о чем другом, кроме денег для себя, не думал. Здесь дело шло не
о сотне и не о тысяче долларов. "Ничего не выйдет из кинематографа, как
ничего не вышло из газеты..." - сердито подумал мистер Блэквуд и велел
сказать, что его нет дома. Ему однако тотчас стало совестно.
- Скажите, что я экстренно должен был уехать и просил извинить, -
добавил он. Мальчик почтительно произнес: "Yes, Sir".


Такого ответа дон Педро не ждал. Разумеется, миллионер был дома. Это
достаточно ясно было и потому, что швейцар послал наверх карточку, и по
улыбке вернувшегося мальчика, и по тону швейцара, когда он сообщил об
отъезде мистера Блэквуда. Альфред Исаевич чрезвычайно огорчился. Если б было
сказано, что его просят зайти в другой раз, оставалась бы некоторая надежда.
Но "экстренно уехал"!.. Между тем на записку было затрачено немало труда,
времени, даже денег: пришлось заплатить переводчику, переписчице. Дон Педро,
впрочем, не обиделся, - он никогда не обижался на миллионеров, считая их
особой породой людей, - и лишь автоматически сказал про себя: "Какой хам!.."
- Ах, уехал?.. Жаль, - небрежно заметил он швейцару и вышел на улицу. С
запиской связывалось столько надежд! Альфред Исаевич уже был в мыслях