"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

папа! И с мамой что я тогда сделаю?.. Вздор какой!" - мысленно прикрикнула
она на себя. "Надо лечиться, ведь и профессор говорит, что не опасно", -
радостно вспомнила Муся и, заглянув в письмо, прочла снова: "говорит, что
пока опасности нет, надо только соблюдать строжайший режим..." - "Ну, да,
конечно... Вот только это слово "пока"... Что ж делать, если нужен режим: в
пятьдесят четыре года у каждого человека должен быть какой-нибудь режим...
Если у них не хватит денег, я попрошу у Вивиана (эта мысль была ей очень
неприятна). Или сокращу свой расход на туалеты, деньги найдутся. Да и далеко
не все еще они потеряли и прожили... Большевики к осени падут, все
говорят..." Муся вздохнула и принялась раздеваться, ежась и трясясь от
холода и волненья.
Через полчаса она лежала в постели, успокоенная ванной, очень красивая
и нарядная в розовой шелковой рубашке с кружевами; по каким-то интимным
воспоминаниям, эта рубашка у нее с Вивианом называлась "la chemise
miracle"*. Постель, мучительно холодная в первую минуту после ванны,
понемногу обогревалась. Теперь можно было почитать. Муся с детских лет
привыкла читать в постели. Чтение доставляло ей легкое физиологическое
удовольствие, она читала - как курила папиросы: приятно, привычно, и перед
сном хорошо. В Петербурге Тамара Матвеевна приносила ей яблоко, бутерброд
или кусок торта, - тогда было совсем чудесно. Вивиан, однако, был решительно
против этого. По его представлениям, есть надо было в столовой, читать в
кабинете, а в постели - спать. От яблок и торта Муся должна была отказаться,
но свое право читать в постели она отстояла, утверждая, что никогда не
выдавала себя за спартанку. "Ты должен был бы жениться на спартанке или, в
крайнем случае, если не было подходящей спартанки, то на хорошей английской
мисс..." "Я и сам так думаю", - отвечал обычно Клервилль. Муся, разумеется,
истолковывала его слова, как шутку; но ей не нравилась эта шутка.
______________
* волшебная рубашка (франц.)

На одеяле лежал, с заложенным ножом, роман Барбюса. Этот роман в кругу
Вивиана очень хвалили; Муся знала, что надо будет прочесть и хвалить; но ей
приятнее было бы хвалить роман, не читая. За три вечера она не пошла далее
двадцать третьей страницы, и теперь плохо помнила, что было на первых
двадцати двух: "Что-то очень гуманное, за народ и против войны..." Муся тоже
была против войны и заранее соглашалась с автором. И руки держать поверх
одеяла было неприятно. "Уж не потушить ли? Нет, Вивиан должен прийти с
минуты на минуту, два часа... Да, неприятное... Надо, надо, как следует,
подумать о наших отношениях... Серизье, право, очень мил, зачем только у
него борода? Он немного похож на Амонасро в "Аиде", как играл тот
итальянец... Или это в "Африканке" Амонасро?.. Нет, в "Африканке" Нелюско...
Но очень мил... Жаль, что я не попросила его похлопотать о визе для Вити...
Он, наверное, легко мог бы это устроить. Впрочем, при первом знакомстве было
бы неудобно, но в следующий раз, когда он к нам приедет, я непременно его
попрошу. Прямо стыдно, что Вивиан до сих пор не получил для Вити визы...
Может быть, он это делает нарочно?.. Неужели в самом деле ревнует меня к
Вите? Это, разумеется, мило, но очень глупо... Если б я влюбилась в Витю, то
это, право, было бы почти как в идиотских сюжетах Вагнера: Зиглинда полюбила
своего брата Зигмунда. Тогда папа - Вотан... Что это у меня все оперы на
уме?.. Ну, хорошо, но я-то, я-то, чего же я хочу? Что это значит: не