"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

французских королей и привел цитату из Ришелье. Генерал, к собственному
удивлению, согласился с мнением утописта.
Тут, конечно, было недоразумение. Мысль Серизье заключалась в том, что
насильственно продиктованный договор не может обеспечить мира; эту мысль он
и доказывал от противного, приноравливаясь к кругозору своих собеседников.
Но уточнять и разъяснять политическую азбуку не стоило. Теперь основной
задачей было - всячески подрывать политику и авторитет Клемансо.
Серизье подрывал авторитет Клемансо и в своих статьях, и в частных
беседах (которые иногда были важнее статей). В гораздо более мягкой форме,
со всяческими комплиментами, он осуждал и Ленина. Однако в глубине его души
таилось что-то вроде любви одновременно к Ленину и к Клемансо (как ни мало
они походили друг на друга). Серизье был бы искренно возмущен, если б это
услышал. Ему полагалось ненавидеть всякую диктатуру (за исключением особо
предусмотренной в социалистической программе) Но диктаторское начало в
человеке, начало ненависти, то за что Клемансо прозвали тигром, - внушало
ему тайное почти бессознательное благоговение, - вероятно, потому, что сам
он был лишен этого свойства. Он дорожил репутацией властного человека, и
наиболее хитрые из близких к нему людей порою на этом играли. В
действительности желание нравиться людям часто подрывало настойчивость и
энергию Серизье.
Так и на обеде у адвоката он невольно поддался настроению культурного,
почвенного, чуть насмешливого консерватизма, которое там господствовало, и
говорил именно так, как было нужно для того, чтобы понравиться: смягчал все
то, что могло задеть и оттолкнуть других гостей, и в споре проявил гораздо
больше уважения к их взглядам, чем на самом деле чувствовал. Серизье про
себя называл это дипломатией, но можно было назвать это и иначе. В частных
беседах он нередко высказывал суждения, прямо противоположные тому, что
писал в газете, - и делал это с таким видом, точно иначе и нельзя было
поступать. Он уехал от адвоката с очень приятным чувством: знал, что
оставшиеся гости будут разговаривать о нем, и, по всей вероятности, отдадут
ему должное: "On peut dire tout ce qu'on voudra, mais c'est un homme
remarquable".*
______________
* "Что бы там ни говорили, но это замечательный человек" (франц.)

Недурно сошел и вечер бриджа в странном русско-румынском салоне, где
его должны были познакомить с американским богачом. Американец оказался
менее интересным человеком, чем понаслышке думал Серизье. Но в идее
международного производственного банка было и нечто ценное. Знакомство с
Блэквудом могло пригодиться, - хоть и трудно было ждать от него поддержки
для какого-либо социалистического дела. Денег на газету он, конечно, не
даст. Никто не умел лучше, чем Серизье, получать у капиталистов деньги на
такие дела, которым они не могли сочувствовать, - только сами потом
изумлялись, почему собственно дали. Существующая в каждой партии роль
человека, умеющего доставать средства, была у социалистов давно ему
отведена, очень ценилась и способствовала его возвышению. Однако Серизье
сразу почувствовал, что Блэквуд не из тех богачей, которые дают деньги
только потому, что неловко и неудобно отказать. Гораздо легче было у него
добиться личных выгод, получить, например, место юрисконсульта. При случае,
Серизье не отказался бы и от этого, - разумеется, в деле чистом и на