"Марк Александрович Алданов. Пуншевая водка (Сказка о всех пяти земных счастьях) " - читать интересную книгу автора

Селим". Роль Селима, царевича багдатского, была сразу, почти без споров,
отведена Володе Кривцову. Он был студент недавно основанного в Москве
университета, носил студенческий мундир, не столь красивый, сколь редкий,
впрочем, пожалуй, даже красивый. И сам он был очень красив; в него были
влюблены все барышни города, в их числе, и больше всех, Валя. Ни один из
местных захудалых офицеров с ним и в сравнение не мог идти. Володя это знал
и что-то не очень спешил в Москву учиться, затянув до зимы свой вакационный
отпуск. За роль Тамиры, царевны крымской, дочери Муметовой и возлюбленной
Селимовой, шла жестокая борьба между Валей и Марусей Полуяровой, дочерью
бывшего рентмейстера. Валя одержала верх и по положению, как дочь генерала,
и по наружности, хотя Маруся указывала на то, что блондинка не должна играть
крымскую царевну, которая наверное была претемная брюнетка. Этот довод был
отвергнут всеми участниками спектакля, и Марусе с зубовным скрежетом
пришлось довольствоваться ролью Клеоны, мамки Тамириной.
С родителями были нелады и у Маруси, и репетиции пока шли в тайне. К
ним все актеры дома в одиночку разучивали свои роли. Валя стала перед
большим венецийским трюмо, и принялась читать, - по тоненькой, хорошо
изданной на комментарной заморской бумаге книжке. Читала она и за Селима:
это ей доставляло еще больше удовольствия, чем ее собственная роль; однако
учить наизусть всю Селимову роль было незачем. Селим с жаром, голосом
Володи, говорил:

...Приятностей твоих везде мне блеск сияет;
Тобой исполнен я и в яве, и во сне.
Недвижимый мой дух и крепость оставляет,
Я больше уж себя не нахожу во мне.
На горькое смотря, дражайшая, мученье,
Поверь, что мой живот в любезной сей руке!

В этих последних стихах Володя и громовым голосом, и сильными жестами,
и отчаянным выражением лица вызывал дружные рукоплескания почти у всех
участников спектакля. Шипел только его давний недоброжелатель, поручик
Шепелев, игравший роль гордого Мамая, царя Татарского. Да еще исподтишка
шипела, впрочем, восторгаясь, Клеона, мамка Тамирина: слова Селима
относились к Тамире. Ясно было, что наибольший успех достанется Володе. Он,
если не врал, был знаком и с сочинителем трагедии, которого видел в Москве в
их университете. Володя вообще знал много известных людей, и сам был человек
вполне столичный... Валя сделала паузу и прочла страдальческим шепотом, с
швермереей*, свой ответ:
______________
* мечтательность (нем. Schwarmerei).


Какое дать могу тебе я облегченье,
В лютейшей будучи погружена тоске?

Она взглянула на себя в зеркало. Швермерея ей удавалась, но ее румяное
личико с трудом выражало лютейшую тоску. Если б не этот глупый румянец, если
б лицо было матово-бледное , роль Тамиры вышла бы иначе, - да и многое
другое в жизни! Валя, замирая, подумала, что дерзкий Володька грозил в той