"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу автора

надоели и собственные, и тем более чужие дворцы, картинные галереи, стильная
мебель, коллекции фарфора, старинное серебро. Если б дело было зимой, можно
было бы сказать, что при свечах нельзя ничего оценить по достоинству. Но в
августе в семь часов вечера еще было светло, как днем. Король понимал, что
хозяин его не пощадит и покажет решительно все.
Достопримечательности начались уже в холле. Георг IV покорно
остановился перед огромной статуей; это был Наполеон Кановы с земным шаром в
руке. Хозяин дома рассказал историю сокровища. "...Когда же лорд Бристоль
сказал скульптору, что земной шар недостаточно велик по размерам статуи
императора, Канова ответил: "Vous pensez bien, mylord, que la Grande
Bretagne n'y est pas comprise". Король слабо улыбнулся. Ответ показался ему
довольно забавным; однако он подумал, что, если не только осматривать
произведения искусства, но еще выслушивать по их поводу исторические
анекдоты, то обедать вообще не придется.
Георг IV пошел дальше тяжелой, переваливающейся походкой. Почти не
глядя на вещи, почти не слушая объяснений, он, как при открытии разных
музеев, повторял, в зависимости от предмета: "Это поистине прекрасно" или
"Очень, очень интересно". Увидев в зеркале свою грузную фигуру, помятое,
теперь совсем старческое, лицо, король только вздохнул. Он по-прежнему
одевался лучше всех в Англии; по-прежнему знал, что, если сегодня криво
застегнет пуговицу или воткнет носовой платок в туфлю, то завтра то же
сделает весь Лондон. Но теперь ему было ясно, что все это ни к чему.
За ним почтительно следовали хозяин и гости: маркиз Лондондерри (его по
старой памяти все еще называли лордом Кэстльри), русский посол, граф Ливен,
и еще три человека, - Георг IV не помнил одного из них: знал его по
наружности, знал, что этот гость был в свое время представлен (иначе он не
мог бы быть приглашен на обед), знал, что фамилия гостя значилась в списке
приглашенных, и все-таки не мог вспомнить, кто это. "Плохой признак,
старость", - хмуро подумал он: память у него вообще была профессиональная,
очень хорошая. По облику гостя король понял, что это денди (больше не
говорили "Ьеаu") самого последнего образца: он был нехорошо одет, ногти у
него были длинные, волосы немного растрепанные, вид болезненный, рассеянный
и роковой, - Георгу IV было известно, что новая мода эта создалась в
подражание сумасшедшему поэту Байрону, тому, который находился в любовной
связи с собственной сестрой. "Да, странное, странное время!" - сердито думал
он, вспоминая себя и друзей своей молодости, Фокса, графа д'Артуа, так худо
кончившего Филиппа-Эгалитэ. Когда из разговора фамилия гостя выяснилась,
король пожал плечами. Это был обыкновенный, ничем не замечательный лорд,
дальний родственник Веллингтона, - очевидно, герцог хотел его угостить
королем. "Но кем-же он угощает меня!..." Георг IV, от природы человек умный,
хорошо знавший общество, перевидавший всевозможных знаменитых людей, больше
никем вообще не интересовался и ни для кого себя не утруждал. Разговоры на
серьезные темы были еще хуже глупых разговоров. Сам он говорил почти всегда
одно и то же: так проще, и незачем стараться, и совершенно неинтересно, что
о нем подумают Веллингтон, Кэстльри, растрепанный лорд, да и вообще кто бы
то ни было.
Хозяин давал объяснения, и по его интонациям был виден чин художника:
Сальватора Розу он представлял королю не так, как Мурильо, а Мурильо не так,
как Тициана. Гости вставляли замечания, и Георг IV видел, что они ничего не
понимают в искусстве. Сам он знал толк в картинах; в другое время, в лучшем