"Марк Алданов. Истребитель" - читать интересную книгу автора

Сталина. Одни в тесном кругу говорили, что дядю Джо просто узнать нельзя, и
ссылались на его церковную политику, на поощрение национального чувства, на
ордена Александра Невского, Суворова, Кутузова. Некоторые эксперты, по
благодушным наблюдениям президента, даже немного щеголяли: знают и кто
Александр Невский и кто Суворов (о Кутузове знали и неэкспер-ты: все в 1942
году прочли "Войну и Мир"). Другие же советники с сомнением качали головой:
уж будто бы дядя Джо так-таки вдруг совсем, совсем переменился? Первая
партия была сильнее, так как все чувствовали, что президент склоняется к
ней. На него же особенно действовали сообщения о новом отношении маршала к
религии. Впрочем, Рузвельт редко высказывался вполне определен-но и
выслушивал все мнения со своей неизменной благосклонностью к людям,
вниманьем к их взглядам и труду, с обычной быстротой понимания. Он взвешивал
все наедине в бессонные ночи и размышлял о том, какую политику вести в
оставшиеся ему последние месяцы - или недели - жизни. В Ялте он все больше
склонялся к мысли, что дела в мире пойдут хорошо. Но иногда президент за
столом бросал взгляд на Сталина и на него находили сомнения: что, если Уинни
прав?
Автомобиль остановился перед подъездом Воронцовского дворца. Два
человека отворили дверцы, осторожно взяли его под руки и помогли ему взойти
по лестнице. Несмотря на долгую привычку, это ему всегда было тяжело. Он не
мог понять, за что так внезапно, так случайно, из-за какого-то купанья стал
беспомощным, безнадежным калекой. Газеты, особенно инностранные, плохо
знавшие, как он связан в Вашингтоне тысячей сил и влияний, часто называли
его могущест-венным человеком на земле. Эти слова, обычно приятные и
лестные, в такие минуты вызывали у него горькую усмешку, Помогавшие ему
люди, внимательно за ним следившие, остановились после нескольких ступенек.
Он постоял с минуту, тяжело на них опираясь, полуоткрыв рот: по дороге
простудился и страдал от синусита и от усилившихся головных болей. Залитый
солнцем сад, море, горы были невообразимо прекрасны. Он знал, что больше
никогда этого не увидит. Это уже было прошлое. Скоро должно было стать
прошлым все остальное. Тем более было необходи-мо работать на пользу людей.
Еле заметным движением локтя он велел идти дальше. Двери уже растворялись
настежь.
Сбоку один за другим отходили советские автомобили. Маршал, обычно
приезжавший последним, на этот раз прибыл раньше его. Он как раз в холле
здоровался с Черчилем. Оба ласково, приветливо улыбались, крепко пожимая
друг другу руки. Как всегда, это позабавило Рузвельта. Он знал, что они
ненавидят друг друга. Условность человеческих отношений порою удивляла его
так, точно он видел ее в первый раз в жизни. На его лице тотчас появилась
чарующая улыбка. - "Хелло, Уинни!" - еще издали радостно воскликнул он,
"Хелло, маршал!" (Сталина он все-таки называл Джо лишь за глаза).
"Здравствуйте, маршал," - разъяснил переводчик.
Маршал тоже приветливо помахал ему рукой, быстро подошел своей крепкой,
тяжелой, чуть нескладной походкой и дружески пожал ему руку. Затем учтиво,
но нисколько не притворяясь светским человеком, с кавказской важностью
поздоровался с дочерью президента.
Несмотря на серьезное выражение его лица, многое было ему забавно в
Ялте. На конференции всегда приезжали враги: это он знал твердо, это было,
собственно, даже единственное, в чем он не сомневался. Опаснейшим врагом был
Черчиль, но его страна была теперь не так страшна. Менее опасным врагом был