"Марк Алданов. Истребитель" - читать интересную книгу автора

этому чувству присоединилась и жалость. Рузвельт, очевидно, был тяжело
болен. Англичане почти растерялись, увидев его на Мальте: так он изменился
за несколько месяцев.
В автомобиле Черчиль, с любопытством туриста и художника, все время
осматривался по сторонам. "Красиво... Необыкновенно красиво..." Не
предполагал, что в этой огромной, непонят-ной и страшной стране есть и такие
земли. Когда показались Воронцовские сады и открылась громада дворца, он от
удивления даже вынул изо рта сигару.
Своей тяжелой, стариковской походкой он прошел по гостиным, по зимнему
саду, по столовой в средневековом стиле. Со стен на него глядели люди в
кафтанах, в париках, лентах, в мундирах с высокими воротниками. Это были,
вероятно, полудикари, но они заказывали свои портреты Лауренсу, по виду
очень походили на тех людей, чьи портреты висели по стенам замка герцогов
Марлборо, в котором он родился. Смотрели они на него хмуро, точно говорили:
"Изменил, изменил, с кем связался! Ах, как нехорошо...! Может быть, и в
Бленхеймский замок придет такая же шайка"...
Неодобрительно они на него глядели и в день завтрака. Приготовлениями
ведала его дочь, уже знавшая, кто что любит. Президент из коктэлей
предпочитал Old Fashioned. Сталин пил в неболь-шом количестве водку и
кавказское вино. Ее отец в еде и напитках не проявлял патриотизма и хотя пил
везде все что давали, любил по-настоящему лишь старый французский коньяк и
французское шампанское. Он ласково улыбнулся дочери, одобрительно кивнул
головой, окинул взглядом стол - и не первый раз пожалел об отсутствии
французов. Из государственных людей, которых Черчиль знал, он одного
Клемансо мог признавать равным себе. Но и с Брианом, и с Тардье, и с
Филиппом Вертело тоже никак нельзя было соскучиться за вином.
Теперь, он знал, будет невыносимо скучно. За завтраками и обедами,
длившимися иногда три-четыре часа, повторялись одни и те же замечания об
еде, о напитках, о красотах Крыма (все немедленно переводилось с совершенной
точностью). Он заранее знал, что Сталин скажет прези-денту: "Это вы нам
принесли хорошую погоду", и что когда подадут бурду, называвшуюся крымским
шампанским, президент пошутит о своей будущей профессии: говорил, что после
ухода в отставку станет комиссионером по продаже этого дивного вина в
Америке и наживет миллионы; при этом все рассмеются, а его улыбка станет еще
более чарующей. И затем сам он, Черчиль, скажет, тоже что-либо не менее
забавное. В Ялте он не очень старался, - гораздо меньше чем в Вашингтоне или
прежде в Париже, - но его остроумие, как когда-то остроумие Клемансо, было
так известно, что лишь только он за вином открывал рот, англичане и
американцы всегда улыба-лись в кредит; русские же оглядывались на Сталина,
можно ли улыбаться (почти всегда оказыва-лось, что можно и должно). Впрочем,
большая часть времени за столом проходила в молчании: произносились тосты,
их всегда бывало много, в промежутках же между тостами все ели не
разговаривая. Еда была превосходная. Не только англичане, но и американцы
такой у себя дома не видели. Тем не менее им молчать было довольно тягостно.
Одни русские делегаты нисколько молчанием не тяготились и могли бы,
по-видимому, так за столом просидеть и шесть и двенадцать часов.
Приятнее завтраков и обедов были экскурсии в достопримечательные места
Крыма. В последний раз на поле сражения при Балаклаве кто-то давал
исторические разъяснения. Было показано возвышение, с которого лорд Раглан
послал лорду Нолану приказ атаковать русскую армию. Приблизительно было