"Николай Александров. Севастопольский бронепоезд" - читать интересную книгу автора

рота теряет многих бойцов. Редеют ряды и в других подразделениях. А фашисты
с каждым днем усиливают натиск, бросая в бой все новые и новые силы.
В двадцатых числах августа враг нанес удар по нашему соседу -
Чапаевской дивизии. Неприятельские танки проскочили к стрелковым окопам.
Уцелевшие бойцы отошли. Видя это, кое-кто подумал, что поступил приказ об
отходе. Люди стали выскакивать из окопов. Комиссар полка Митраков кинулся к
бегущим, остановил их и повел в контратаку. Бывший артиллерист политрук
Констанди подбежал к брошенной расчетом зенитной пушке и первым же выстрелом
подбил головной танк. Второй уничтожили бронебойщики. Третий подорвался,
налетев на мину. Пулеметчик Лайко, спрятавшись в траншее, пропустил мимо
себя вражескую пехоту, следовавшую за танками, а затем длинными очередями
хлестнул гитлеровцев в спину.
Заговорили пушки наших кораблей, береговых батарей и подоспевшего
бронепоезда. Враг покатился назад. А тут с фланга ударили мы, оттеснив
гитлеровцев на минное поле. Взрыв, другой, третий... Десятки фашистов
погибли от своих же мин. Ошеломленный противник немного притих. А утром,
собрав силы, опять начал наступление. Армейцы и моряки держались. Не раз
завязывались ожесточенные рукопашные схватки. Но слишком неравны были силы.
К вечеру по приказу командования мы отошли на главный оборонительный рубеж,
к селению Сухой Лиман. [20]
К нам прибыло пополнение. Заждались его. У меня во взводе осталось
всего двенадцать человек.
Среди прибывших встретил старого друга Сашу Мозжухина. Вместе с ним мы
начинали службу на 412-й батарее. Он заметно возмужал. На груди - новенькая
медаль "За боевые заслуги".
Первые слова, конечно, о родной батарее: как друзья воюют? И вдруг
узнаю, что 412-й больше нет...
Пушки нашей батареи стояли возле Чебанки, на берегу лимана. Гитлеровцы
не раз пытались взять ее штурмом и разбивали лбы о ее железобетонные
бастионы. Моряки подпускали врага поближе и обрушивали на него огонь всех
орудий и минометов. В конце августа выдался особенно тяжелый день. Отбивая
вражеские атаки, батарейцы выпустили около трех тысяч снарядов и мин.
Бесстрашно дрались моряки. Капитан Зиновьев, старший политрук Костюченко,
старшины Ющенко, Лебедев, Проценко, электрик Гармаш и другие наши товарищи
до последней возможности отбивались от наседавшего врага. Когда боеприпасы
кончились, командир приказал артиллеристам отступать, а батарею взорвать.
Но не всем удалось уйти. Несколько моряков, полуживых от ран, оказалось
в руках гитлеровцев. Фашистские палачи пытали истекающих кровью
краснофлотцев, чтобы узнать систему минирования батареи (некоторые объекты
наши не успели взорвать). Моряки молчали. И тут послышалось: "Я могу
сказать!" Это говорил краснофлотец Панченко. Артиллеристы были ошеломлены.
"Шкурник!.. Предатель!" Самые обидные, самые гневные слова летели ему в
лицо. Панченко обвел всех печальным взглядом, что-то хотел сказать, но
только тряхнул головой и шагнул к потерне - глубокой шахте, которая вела в
подземные помещения батареи. Обрадованные гитлеровцы последовали за ним.
Неизвестно, что происходило внизу. Только через несколько минут земля
качнулась от взрыва. На воздух взлетели компрессорная, дизельная,
аккумуляторная и телефонная станции. Под обломками нашли конец десятки
захватчиков.
Горько и стыдно стало морякам за то, что так плохо подумали о своем