"Поль Александр, Морис Ролан. Похищение [D]" - читать интересную книгу автора

лишения, нехватка продуктов. К тому же отец Боба узнал наконец, какую
жизнь ведет его сын; по этому поводу был даже весьма ядовитый запрос в
палате общин; папаша перестал давать Бобу деньги и выгнал его с
Керзон-стрит.
- Я снова вернулась в театр, - сказала Кэтрин, - мы сняли небольшую
квартирку на Эджвер-Роуд.., ту самую, где до сих пор живет моя мать. Но
Рихтер по-прежнему приглашал нас, и раза три в неделю мы обедали вчетвером
- Патриция, Рихтер, Боб и я. Платил всегда Рихтер; не знаю, где он брал
деньги. Собирались в одном маленьком и очень симпатичном баре, но только
уж слишком это было далеко, сами посудите: в Ричмонде! Чудное местечко, и
люди там попадались чудные. Этот Рихтер там жил.
- Как назывался бар? - спросил я.
- "Фазан". Общий зал был там самый заурядный, обыкновенная
забегаловка, но в задней комнате, в маленькой гостиной, было очень
симпатично - мягкий свет, музыка; мы долго танцевали, и, даже когда
заведение закрывалось, нам разрешали еще посидеть. У Рихтера на втором
этаже была комната. Говорили, что в "Фазане" был еще зал, где играли в
карты, но сама я этого не видела... Да, странный был тип этот Рихтер.
Одевался всегда с иголочки, потрясающие галстуки, туфли крокодиловой кожи
- и это в то время, когда простую-то кожу нельзя было достать. Болтали,
что он немец и занимается шпионажем, но я уверена, что все это не правда.
Может, он и в самом деле был по происхождению немец, но подданство имел
британское, и насчет шпионажа тоже все вранье. Иначе бы он так легко не
отделался. После той аварии он всего шесть месяцев получил...
- После какой аварии? - спросил я, изображая удивление.
- Как, вы не знаете? Весной сорок пятого года - точнее я уже не
помню, наверно, где-то в конце мая или в начале июня, потому что война уже
кончилась, - Рихтер объявил, что он раздобыл машину и теперь нам будет
проще добираться до Ричмонда. Нам это показалось чудом; в то время машина
была роскошью, о которой и мечтать было нельзя. В самом деле, через
несколько дней Рихтер прикатил к нам вместе с Пат в стареньком "бентли". И
мы несколько дней шиковали... Вы, наверно, помните, какое тогда всюду
царило веселье, сразу после конца войны. Уж и не знаю, откуда бралось
шампанское, но оно лилось рекой. Короче говоря, возвращались мы как-то
вечером из Ричмонда, все четверо здорово под мухой; Рихтер чего-то
недоглядел на повороте, машина опрокинулась... Я потеряла сознание.
Очнулась в больнице, долго понять не могла, что со мной. Немного погодя в
палату ко мне пришел полицейский, он очень был вежлив и помог мне все
вспомнить. Он сказал, что "бентли" был украден возле какого-то
министерства. Бедный Гарольд лежал в той же больнице, у него нога была в
гипсе, и из больницы он сразу попал в тюрьму. Вот как оно все
получилось... Мне пришлось давать показания как свидетельнице, Патриции
тоже, а Боба его папаша сумел выгородить, его даже не допрашивали. Словом,
Рихтер схлопотал шесть месяцев тюрьмы; с тех пор я его больше ни разу не
видела; говорили, что нога у него плохо срослась и он остался хромым на
всю жизнь. Я и Патрицию, можно сказать, уже больше не видела. Она не была
ранена, даже ушибов не получила, не то что я... Вся эта история на нее
вроде сильно подействовала; наверно, она связана была с Рихтером теснее,
чем хотела в этом признаться, и очень чего-то боялась...
Слова Кэтрин Вильсон поразили меня в самое сердце.