"Поль Александр, Морис Ролан. Похищение [D]" - читать интересную книгу автора

Все это было странно. В такой час Роз должна уже быть дома. Может,
она в гостях? Или ей стало хуже и она в больнице? Однако я тут же отметил
в душе, что уже не верю ни в какой сердечный приступ... Но не могла же моя
теща, даже если ее положили в больницу, оставить свой дом без присмотра,
должен быть какой-то сторож, кто-нибудь из прислуги.
- Подождите меня, пожалуйста, - сказал я шоферу.
Я нащупал какую-то ручку рядом с калиткой: наверно, это звонок. Я
потянул ручку, зазвенел колокольчик, высокие ноты прозвучали для меня
сардоническим смехом. Разумеется, никто не ответил. Я бы даже удивился,
если бы кто-нибудь вышел ко мне.
Я попросил таксиста развернуться и осветить фарами вход. Красивая
двустворчатая калитка, красивые пилястры. На одной из пилястр вырезан
номер. Восемнадцать. К другой прикреплен почтовый ящик. Свет фар не
попадал на него, и, чтобы прочесть фамилию, мне пришлось воспользоваться
зажигалкой - ее подарила мне в мой день рождения Пат. Я прочел: "Роз
Стивенс-Бошан". Сомнений быть не могло. Моя теща француженка, после
фамилии покойного мужа она всегда ставит свою девичью фамилию.
Я уже хотел было погасить зажигалку, но мне показалось, что там еще
что-то написано; я поднес язычок пламени поближе и разобрал корявую
надпись, сделанную мелом прямо на ящике: "В отъезде до 25 сентября".
Должно быть, это написал почтальон для своего сменщика.
Если бы Роз была в больнице, никто не стал бы писать, что она в
отъезде, да еще указывать точную дату ее возвращения. Надпись на почтовом
ящике могла появиться лишь в одном-единственном случае - если теща уехала
отдыхать. Значит, телеграмма, которую Пат получила неделю назад, была
ложью и понадобилась для того, чтобы заманить Пат в ловушку... Правда,
сердечный приступ мог случиться с Роз после ее отъезда, и в этом случае
телеграмму послали оттуда, где Роз заболела... Но почему тогда Пат ничего
мне об этом не сообщила? Нет, такого быть не могло. И тем не менее надо
было срочно все это выяснить. Я огляделся; в соседнем коттедже горел свет.
Может быть, там я что-нибудь узнаю? Я попросил шофера подождать еще
немного; в ответ он пробурчал, что ему решительно все равно, на какой
улице спать.
Я позвонил в соседнюю калитку, и мне тотчас отворил какой-то человек,
видимо садовник; он выслушал мои объяснения, покачал головой и пригласил
зайти в дом. Я немного подождал в тускло освещенном, но уютном холле,
обставленном с той простодушной безвкусицей, которая так свойственна
провинциальной британской буржуазии. Ко мне вышла хозяйка, добродушная,
седовласая, с круглым румяным лицом, поразительно похожая на свою мебель.
Она не проявила ко мне ни малейшего недоверия и приняла меня так, будто мы
тысячу лет знакомы, даже заставила меня проглотить бокал отвратительного
хереса.
Ее звали миссис Портер. Не задав еще ни одного вопроса, я вскоре уже
знал, что она вдова, как и моя теща, что у нее трое взрослых сыновей и все
они были на войне, один служил в авиации, другой на флоте, третий в
войсках противовоздушной обороны, и все трое, слава Богу, остались живы,
все трое женились и уехали из материнского дома, но она их и не
удерживала, потому что каждый должен следовать по жизни собственным путем;
она вполне ладит со всеми тремя невестками и до безумия обожает двух своих
внуков и пятерых внучек, одна из которых гостит сейчас у нее, и она была