"Виктор Алещенко. "Футарк*, или 25 шагов к преображению..." - читать интересную книгу автора

глупой мыслью, крутившейся в моей голове, я шепчу:
- Пропади ты пропадом...
О чём это я - так и не успеваю сообразить, потому как засыпаю.

Шаг шестой: если хочешь научиться летать - спрыгни в пустоту - или
полетишь, или разобьешься.

7. URUZ

Несколько дней прошли лишь в одной заботе - таскаться через полгорода на
перевязки моей подранной и зашитой физиономии. Вдобавок эта дамочка,
которая меня перевязывала, и попутно продолжала доставать из моих глаз
стёкла, кажется находила удовольствие в разрисовывании моего лица зелёнкой.
Пакость какая...
Мне было страшно смотреть на себя в зеркало. Глаза слезились не
останавливаясь несколько дней, и я не мог ничего делать - ни читать, ни
смотреть телевизор. Оставалось только спать, думать и принимать
посетителей.
О! Посетителей было предостаточно, и меня, честно говоря, достали их
вздохи и ахи, вкупе с сожалением о происшедшем.
Валенсия, по милости которой я вынужден был оставаться под домашним
арестом, отделалась лёгким испугом и переломом пары рёбер.
Машина.. Хм-м-м... Машина нуждалась в капитальном ремонте.
Коэн, увидев меня в столь плачевном состоянии, некоторое время ошеломлённо
молчал, а потом истерически расхохотался.
Я так разозлился, что схватил его за майку и прорычал ему прямо в ухо, что
если он не перестанет смеяться, я изукрашу его хорошенькое личико по
образу и подобию своего.
Он обнял меня за шею и поцеловал в не испачканное зелёнкой пространство
щеки с таким извиняющимся видом, что моя злость сразу куда-то пропала.
После того, как я в красках описал всё происшедшее, он опять полез
обниматься, шепча, что это чудо, что я так легко отделался.
Я лишь умолчал о том странном предмете, который послужил причиной
случившегося. Да и вообще я старался даже не думать о нём.
На следующий после аварии день, первое, что я сделал, это кинул сверху на
Рунный посох какую-то из своих вещей, чтобы он не бросался в глаза.
Он по-прежнему продолжал меня пугать всё с той же силой, что и
странным-странным утром, когда всё окружающее меня раскололось на кусочки
отражений. И я упорно пытался из этих осколков выложить мозаикой прежнее,
знакомое и родное, хорошо мне известное прошлое и настоящее. Не хотелось
признаваться себе в том, что это было невыполнимой теперь задачей.
Продолжение не заставило себя ждать.
Через неделю мне нужно было ехать снимать швы. А ко мне должен был зайти
Коэн. У него были ключи от моей квартиры, поэтому я черкнул ему пару
строк, что скоро буду, и спокойно отправился к своему врачу.
Обратно я возвращался в самом жизнерадостном состоянии за последнее время.
Открыв двери, увидел его кроссовки в коридоре, и удивился той тишине,
которая царила в доме. Он обычно не любил тишины, и всегда врубал сразу
как минимум две шарманки - магнитофон и телевизор.
- Коэн!