"Юз Алешковский. Карусель" - читать интересную книгу автора

упредили любыми способами Гитлера и бросили миллионы моих братьев-солдат
фактически на произвол судьбы, на окружение, плен и уничтожение. Вот кому
позор! Помните это в своей Америке, когда вы миритесь с бандитскими штучками
нашей компартии в Африке, на Ближнем Востоке, в Азии и в Европе, помните,
дорогие, чтобы с вами не повторилось то, что пережили люди Страны Советов за
свою историю. Но не будем уходить в сторону. Лучше вы взгляните на нас со
стороны. Выглядело это представление примерно следующим образом: я двинул
как следует по шее нашему переводчику, чтобы он перестал дрожать, как овца,
от страха. Мы вышли из-за ельничка с полными фуражками белых грибов (их была
тьма-тьмущая в том лесу)... Немецкий генерал прогуливался по старой привычке
завзятого грибника в сопровождении младшего по чину, тоже якобы любителя
собирать грибки. Автоматы свои немцы сложили на носилки, рядом с Федей, и
были фактически безоружны.
- Рявкай на них, - шепчу своему "генералу", - рявкай, не то живым не
уйдет отсюда никто, остальное сделаю я, рявкай!
И наш переводчик Козловский, когда мы свалились немцам как снег на
голову, рявкнул с генеральской раздражительностью:
- Что за карнавал, сволочи, смирна-а!
Бедняги и ужасные неудачники вытянулись в струнку, и мне этого
мгновения было достаточно. "Ложись, стреляю!" - заорал я безумно громко
по-немецки. Солдаты бросились наземь. Я держал их на мушке автомата.
Козловский перерезал финкой ремни на руках и ногах Феди и вытащил кляп у
него изо рта - мерзко грязный носовой платок с вышитым в уголке пожеланием:
"Будь здоров, Франц!"
- Вот за это я люблю жизнь, - как сейчас помню, первым делом сказал
Федя и пояснил, что он любит ее за неожиданную смену гибельных ситуаций
спасительными и, если уж на то пошло, то и наоборот, иначе не было бы никому
и никогда спасения. Вторым делом он обшаманил (обыскал) лежащих немцев,
забрал гранаты и пистолеты. Автоматы их перешли к нам. Козловский потирал
руки и говорил, что все мы получим по ордену Красного Знамени, а возможно,
по Александру Невскому 1-й степени. Но у меня и у Феди заныло в душе от
нехороших предчувствий. Надеюсь, вы поняли, дорогие, чем это для нас пахло,
если бы до командования, особенно до политотдела и гнусной контрразведки,
дошла история с пленением Феди? Пока Козловский шаманил в свою очередь
пленных, снимал с них, гнида, часы, кольца и отбирал сигареты, мы с Федей
прикидывали: как нам теперь быть? Привести с ложными подробностями "языков"
к генералу? Открылась бы самовольная отлучка из расположения части без
оружия, но с удочками, пленение командира полковой разведки, дрыхшее без
задних ног боевое охранение и так далее. Все это открылось бы, ибо немцы, мы
прекрасно понимали, не преминули бы отомстить таким образом своим хитрым
захватчикам. Я склонялся к варианту освобождения немцев. Пусть идут себе к
чертовой матери обратно. Я в первом же бою верну этот долг фронту и убью
четверых-пятерых немцев сверх плана. В конце концов, обращались они с Федей
вполне прилично, исключая Франца, который, между прочим, от страха наложил в
штаны большую кучу и отвратительно вонял, дрожа на траве всем телом. Пусть,
говорю, идут себе. Ведь они тоже любят жизнь за смену гибели спасением и
наоборот. Ведь и на войне может быть место великодушию и широкому жесту. Я
говорил так открыто и смело со своим командиром, ибо мы дружили еще со
школьной парты. "Такой вариант мне нравится, - отвечал Федя, - но неужели не
ясно, что Козловский с ходу нас заложит за орден Красной Звезды, и тогда -