"Юз Алешковский. Чаинки" - читать интересную книгу автора

насчет грустных странностей жестокой жизни на Земле. Из-за Ириного гнева ни
адреса, ни телефона не успел, дурак, взять. Уселся на свое место. Музыку
включил водитель раньше, чем мотор автобуса. Заунывно-радостная такая
оглушающе зазвучала мелодия расставания со столицей и ожидания приезда в
провинцию. Поехали в Тайюань!

ЧАИНКА ВТОРАЯ

После установления личного рекорда продолжительности пребывания в
небесах, решил слегка по-земному расслабиться. Врезал из горла виски и заел
его половинкой китайской сосиски. Булку и сосиску, то есть нечто
темно-оранжевое, длинное, в прочном пластике, успела купить для нас наша
милая опекунша.
Поверьте, в колбасном изделии было три процента свинины, массированно
подстрахованной от быстрой порчи зернистым крахмалом. Если уж американская
сосиска, как, впрочем, и народная сосиска брежневской эпохи, есть
совершеннейшие выродки в старинном семействе сосисочных изделий, то
слопанное мною, просто вон из кожуры лезло, чтобы, будучи изделием
картофельной, как нынче говорят, национальности, нахально втереться в
почтенный колбасный ряд хотя бы на правах дальнего родственничка. Вот они,
думаю, дурные веяния века, вот они, великому кормчему жевать бы их в
мавзолее до конца света, плоды слепого пресмыкательства старинной китайской
кулинарии перед конвейерами серости и бездушными стандартами американского
нарпита. Слаба оказалась компартия Китая. И тут, видать, никуда не деться
народу от проклятых хот-догов и кока-колы. Слюнки глотаю, вспоминая карские
в "Самоваре" и цыплят-табака, не говоря уж о рыбном ассорти...
Покемарить бы, мечтаю, часок-другой, потому что до Тайюаня, столицы
провинции Шанси, куда пригласил Иру институт финансов и экономики для
натаски в английском молодых строителей человечного капитализма с
социалистическим лицом, - до Тайюаня шесть часов еще переть. Размечтался,
видите ли, поспать захотел! Куда там! Вдруг рев и грохот раздался, на дюжине
телеэкранов замелькали титры, а потом и кадры какого-то жуткого фильма про
уголовников зеков в зверски жестоком лагере Гонконга.
Вопли-сопли... стрельба... побои... блатные драки...
муки-суки-мотогонки на судзуки... - казалось, вся эта ушираздирающая мура
возжаждала свести меня с ума... Что делать? как возопили бы на моем месте
Чернышевский с Володей Ульяновым. Я принял единственно правильное в такой
экстремальной ситуации решение. Сначала спускаюсь прямо в тартарары сортира,
так низко расположенного в днище салона и так дрожащего под ногами, что...
поверьте, даже при мощных трясках в южно-корейском боинге не испытывал
такого страха. Впрочем, по сравнению с салоном, сызнова простите за вполне
уместную звукопись, сортир был не адом, а всего лишь чистилищем. Тем
временем совсем стемнело. Так что даже не поглядеть на заоконный пейзаж и не
отвлечься от безумного грохота дюжины ящиков над головами. Как тут не
сказать, что китайцы - народ необыкновенно шумный, обожающий грохот
барабанов, медных тарелок, треск петард, песни, хохот, застольные громкие
споры. К тому же мало кто стесняется громко окликнуть знакомого в местах
многолюдных, а ведь немноголюдных публичных мест в городах Китая еще меньше,
чем сливовых рощ на полюсе...
В общем, вновь врезаю виски. Желание спастись от неимоверно громкой