"Наталья Александрова. Рагу из любимого дядюшки " - читать интересную книгу автора

- Да я совсем не об этом... - смутилась я.
- Так что ей сказать - приедете вы или нет?
- А она не ошиблась?
- Да что вы мне голову морочите! - рассердилась женщина. - Голубева
Софья Павловна, одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, отец
ваш - Голубев Павел Алексеевич?
- Нуда, - рассердилась, в свою очередь, я, - раз я Павловна, то и отец,
значит, Павел...
- А мать - Анна Ильинична?
- Ой... и правда...
- Ну вот видите! - обрадовалась неизвестная женщина. - Значит, все
сходится, ничего бабушка не путает, да она еще лучше нас с вами соображает,
когда в сознании. Записывайте, как доехать!
Я хотела сказать настырной тетке, что никуда не поеду, что у меня
никогда не было никаких родственников в Парголове, но тут вдруг в голове
щелкнуло и вспомнилось, как я третьего дня сидела возле маминой могилы и
думала, что важно не упустить тот момент, когда жизнь моя начнет меняться.
Вот оно, вот оно, то самое! А если даже не то, от меня не убудет, съезжу,
проведаю бабулю, человек при смерти, а я еще раздумываю...
Я собралась очень быстро, потому что и впрямь забеспокоилась, что
старушка, назвавшая меня своей правнучкой, не доживет до моего приезда.
Ужасно хотелось узнать, правда ли то, что она сказала. Фамилия у нее та же -
Голубева, и даже имена у нас одинаковые.
В детстве малораспространенное, устаревшее, как я считала, имя Софья
доставило мне немало горьких минут. Начиная с детского сада меня дразнили
Соней-засоней, Сонькой Золотой Ручкой и Мамашей. Последняя кличка прилипла
уже в школе, когда одноклассники узнали, что тридцатого сентября именинницы
не только Вера, Надежда и Любовь, но и мать их София.
Поначалу я очень обижалась, потом привыкла, только спросила у мамы,
отчего меня назвали таким чудным именем. Она ответила, что называл отец, и,
в честь кого, она не знает. Отец мой, Павел Алексеевич Голубев, работал
шофером-дальнобойщиком и погиб в автокатастрофе через восемь месяцев после
моего рождения. Никаких бабушек-дедушек с его стороны у меня не было, мама
никогда про них не рассказывала, говорила, что у отца никого не осталось.
Так что, вероятно, бабуля от старости что-то путает, никак не могу я быть ее
правнучкой. Но совпадение имен как-то связывало меня с ней.
Я долго ехала на метро, потом на маршрутке до Парголова, затем долго
искала больницу, так что, когда подошла к железным воротам, уже начинало
темнеть. Однако меня впустили и показали, куда пройти. Дежурная сестра
встретила меня приветливо, оказалось, что это она звонила мне. Она кликнула
нянечку, та дала мне белый халат и тапочки и проводила в палату.
Палаты в этой больнице были большие, и везде лежали женщины, в основном
старухи. Меня провели в угол, за ширму.
- Совсем плоха, - шепнула нянька, - но в сознании, тебя ждет.
За ширмой горела тусклая лампочка, и в первый момент мне показалось,
что на кровати никого нет. Когда же я подошла ближе, то увидела на ней очень
худую старушку, почти бестелесную. Седые волосы разметались по подушке,
желтая пергаментная кожа, изрезанная морщинами, была как у неживой. Глаза у
старухи были закрыты, только хриплое дыхание вырывалось из полуоткрытого
рта.