"Наталья Александрова. Рагу из любимого дядюшки " - читать интересную книгу автора

посуду за собой каждый из нас мыл сам, я изредка убирала кухню и места
общего пользования и никогда не заглядывала в их с мамой комнату, которая
теперь стала только его.
Примерно через полгода или попозже, я уже не помню, Владимир Николаевич
как-то утром сообщил, не глядя мне в глаза, что сегодня к нему придет гостья
и чтобы я не вздумала устраивать скандал. От неожиданности я поперхнулась
кофе, потом посмотрела на его аккуратно подстриженный затылок и еле
сдержалась, чтобы не выплеснуть гущу из чашки ему на голову. Очевидно, он
что-то почувствовал в моем молчании, потому что повернулся и быстренько
объяснил мне, что квартирой после смерти мамы мы с ним владеем в равных
долях и что он имеет право делать на своей половине что хочет. И все, больше
у него не нашлось для меня никаких человеческих слов. У меня, впрочем, для
него тоже.
Гостью звали Маргаритой. Она походила-походила к нему, да и осталась
окончательно. Была она значительно моложе Владимира Николаевича, такая яркая
вульгарная брюнетка. Он заявил, что собирается на ней жениться.
- Не рано ли? - только и спросила я, имея в виду, что со смерти мамы не
прошло еще и года.
- Не рано, - ничуть не смутился он. Вот и поговорили.
Было бы странно, если бы Маргарита понравилась мне. Но она меня
возненавидела едва ли не сильнее, чем я ее. Она, игнорируя меня, кокетничала
с Вовой, как она называла отчима, затеяла ремонт на кухне и перестановку в
комнате и всячески давала понять, что их безоблачному счастью мешает только
мое присутствие. Нервы мои и так были на пределе, поэтому пару раз мы с ней
крупно поскандалили. Но до мордобоя дело не дошло.
Наступила годовщина маминой смерти. Звонили какие-то люди с ее работы,
с их общими друзьями Владимир Николаевич объяснялся сам. Никто не пришел на
кладбище, и я была этому даже рада. Я сидела там одна долго-долго, пока не
замерзла.
Стоял тихий зимний день, с легким морозцем, от деревьев уже падали
синие тени, когда я встала со скамеечки. На душе стало значительно легче,
как будто мама поговорила со мной. И я внезапно поняла, что не может моя
жизнь и дальше быть такой же безысходной. Что-то обязательно должно
измениться. Нужно только терпеливо ждать и не упустить свой шанс.
Поэтому последующее мое увольнение из магазина хозтоваров я восприняла
стоически. И вот, когда я сладко спала в первый свободный день, зазвонил
телефон. Я сняла трубку без душевного трепета, не зная, что звонок этот -
судьбоносный.
Спрашивали Софью Павловну Голубеву и, услышав утвердительный ответ,
сообщили, что говорят из Парголовской больницы и что мне нужно срочно туда
приехать, потому что моя родственница Голубева С. А. находится в тяжелом
состоянии и я могу не успеть ее навестить.
- Это какая-то ошибка, - пролепетала я, - у меня нет никакой
родственницы с такой фамилией, у меня вообще никаких родственников нету!
- Да? - неприязненно отозвались на том конце. - А она вас назвала как
правнучку.
- Правнучку? - Я совсем запуталась.
- Да вы не волнуйтесь, - по-свойски заговорила женщина, - бабуля-то
плохая совсем, ухаживать за ней не придется, не сегодня завтра помрет. Ведь
лет-то ей сколько!