"Наталья Александрова. Рагу из любимого дядюшки " - читать интересную книгу автора

предусмотрительность.
- Пойдем к нам, - решительно сказала тетя Дуся, - моя мать хочет на
тебя посмотреть.
Я воззрилась на нее в полном изумлении - как это у такой пожилой тетки
может быть мать?!
- Что смотришь? - обиделась нянька. - Мне шестьдесят три всего-то...
Дуся привела меня к низенькому беленому домику, прятавшемуся среди
заснеженного сада. Навстречу нам выбежала мохнатая беспородная собачонка,
истеричным лаем старавшаяся показать, что она несет службу, а не даром ест
хозяйский хлеб.
- Уймись, пустолайка! - прикрикнула Дуся на дворняжку. - Все свои, а
кормить тебя сейчас все равно не буду.
Она отворила дверь и через холодные сени, где свалены были старые
валенки и ватники, провела меня в жарко натопленную кухоньку.
Полы в кухоньке, застеленные пестрыми половиками, сияли чистотой. В
плите трещал огонь, на чугунной конфорке пыхтел чугунок с картошкой. На
стене висели допотопные ходики, разрисованные пышными розами, больше
похожими на розовые капустные кочны, рядом с часами красовался календарь за
какой-то давно прошедший год с изображением японской красавицы в лиловом
кимоно. Под этим календарем сидела небольшая старушка в толстой коричневой
вязаной кофте поверх пестрого фланелевого халата. Бабуля дремала, делая при
этом вид, что вяжет полосатый носок.
- Мама, я ее привела! - очень громко сообщила Дуся.
- Аюшки? - Старушка уставилась на нас, удивленно хлопая глазами. - Нет,
не готова еще картошка!
- Привела я ее! - повторила Дуся еще громче. - Соню, Голубевой бабки
правнучку! Ты на нее поглядеть хотела!
Старушка пошарила рукой в своей кофте и водрузила на нос круглые очки с
подвязанной дужкой. Уставившись на меня, она еще похлопала глазами, отложила
свое вязанье и снова замолчала.
- Бабы Сони она внучка! - повторила Дуня еще громче, так что я даже
посторонилась.
- Что ты так кричишь-то? - недовольно промолвила бабуля. - Не глухая я
пока. И не слепая. Вижу, что Голубева - похожа она на Софью.
Мне стало как-то неприятно - и оттого, что обо мне разговаривают в
третьем лице, как о неодушевленном предмете или о покойнике, и оттого, что
незнакомая старушонка углядела во мне сходство с умершей... Перед моими
глазами предстало высохшее, почти превратившееся в скелет тело на больничной
койке. Сходство с ним. не льстило моему самолюбию, да и в наше родство,
несмотря на совпадение фамилий и даже имен, я все еще не могла поверить.
Старушонка снова замолчала, и мне показалось даже, что она спит, как
вдруг, повернувшись к дочери, она озабоченно проговорила:
- Картошку-то слей, переварится.
Дуся послушно направилась к плите, а ее мать поправила очки, еще раз
внимательно оглядела меня и снова заговорила:
- И зовут тебя, как ее, - Соней... А меня теперь все бабой Катей
кличут, и нас на весь поселок двое осталось, кто те времена помнит, - я да
Маша Спиридонова...
- Баба Маша тоже плоха, - подала реплику Дуся, - не видит, почитай,
ничего... Внучка летом приезжала, хотела в город ее забрать, а баба Маша