"Михаил Алексеев. Через годы, через расстояния (Автобиографическая повесть в письмах) " - читать интересную книгу автора

а к историческому по сути своей событию. Речь ведь идет о начале
решительного, коренного перелома не только в Отечественной, нашей то есть, а
во всей Второй мировой войне. А письмо-то мое, похожее на свиток,
адресовалось всего-навсего одной девятнадцатилетней девушке!
Дорогая Оля!
Получил твое письмо и, как всегда, был очень рад ему. Во-первых,
разреши поблагодарить тебя за твою искреннюю заботу ко мне. Во всем, даже в
оформлении самих писем, чувствуется эта забота. А сегодня я впервые получил
от тебя большое письмо, на которое и спешу ответить тебе. Постараюсь
написать побольше. И мне кажется, что это мое письмо будет немножко
необыкновенное, ибо всего, что я мыслю рассказать тебе, не уложишь в рамки
обыкновенного письма.
Дело в том, дорогая моя, что отклики, которые поступили к тебе на мое
августовское письмо, меня глубоко тронули и утвердили во мне самые лучшие
чувства к нашим людям тыла, которым мы обязаны сегодняшними успехами на
Сталинградском фронте. Передай им мое сердечное спасибо, этим неутомимым
труженикам.
Оля, я трое суток не отдыхал, трое суток я в фанатическом напряжении.
Но я не утомился. Какое право я имею утомляться, когда в нашу западню
попался зверь, и его надо уничтожить. Трудно себе представить и тем более
описать, с каким вдохновением воюют наши люди! Сегодня я видел много крови,
черной фашистской крови.
Вот я остановился у трупа немецкого солдата. Лежит, оскалив зубы, с
остеклененными, бесцветными глазами. Кто он, этот солдат? Ганс? Роберт?
Адольф? Нет! Он просто фриц! А фриц - не человек. Меня подергивает судорога
омерзения: вот этот самый фриц, который сейчас лежит в отвратительной позе,
мечтал пожрать Россию, этот плюгавый орангутанг считал себя сверхчеловеком!
Сверхчеловек с огромной челюстью и низким лбом. Оно пришло, это немецкое
ничтожество, построить "новый порядок". Мы узнали этот порядок - он нагадил
нам и назвал это "новым порядком". И я гляжу на него, уже дохлого, и
иронически думаю: вот эта гадкая козявка хотела сделать меня своим рабом.
Глупый фриц! Он плохо знает нас. Да и где ему знать, узколобому! Он ведь не
думал, что мы не захотим гнуть перед ним спину и слушать его обезьяний
лепет. Ведь он не знал, что мы любим думать, а не орать, как он свое "Хайль
Гитлер!". И вот теперь, когда в его плоскую жизнь вмешалась русская
"катюша", фриц ошарашен. Он так и не успел догадаться, почему это так: его
убили. А где-то далеко, в зловонной Гитлерии, живет его прожорливая самка.
Она, дура, не знает, что ее самец уже вытянул свои арийские лапы под
Сталинградом. Она еще требует от него посылок. Пусть требует: он больше
ничего ей не пришлет... Не поможет ей и колченогий блудодей Геббельс: ведь
его речами сыт не будешь. Скоро голодные гретхен огласят пустую "Фатерланд"
истерическими воплями, и крикливому карлику не заглушить этого рева своих
жадных волчиц, они его проглотят вместе с его победными реляциями... мы же
считаем своим долгом ускорить этот процесс. Кое-что мы уже сделали в этом
направлении.
Мужайся, мой народ, мой славный, умный, честный народ: близок час
расплаты с немецкими бандюгами за наше волнение, за слезы, за кровь наших
людей - за все отомстим и уже мстим мы. Надо иметь черствое сердце, чтобы не
отдать себя целиком этой величественной борьбе. Если ты человек, ты не
можешь не представить себе всего народного горя, которое принес ему фашизм.