"Михаил Алексеев. Рыжонка " - читать интересную книгу автора

притих, пришипился, потому что был крайне и радостно поражен увиденным.
Оставшись одни, мать и отец уселись на скамейке так близко друг к
дружке, как давно уже не сидели. Более того: рука папанькина лежала на плече
матери, а мама, откровенно счастливая, прижималась к отцу еще плотнее и
украдкой от него потихоньку смаргивала капельки слезинок со своих черных,
по-девичьи длинных ресниц.
Насытившиеся ягнята смешно подпрыгивали на полу. Только что обсохшие и
едва вставшие на собственные ноги, они уже норовили боднуться, помериться
силенкой, неуклюже тыкались лбами, а их мать, тоже, видать, очень
счастливая, жуя свою серку, наблюдала за ними. Так, на всякий случай.
Тихонько, чтобы никто не услышал, я повернулся с живота на спину,
подсунул правую руку под Ленькину голову и сейчас же заснул.
Помнится, приснились мне в то утро ягнята-близнецы. Они лезли ко мне
под одеяло, а я почему-то их не пускал, отталкивал.

7

В далекие уж теперь доколхозные времена от моей матери чаще всего можно
было услышать два. слова: "убрать скотину". Они были у нее корневыми и в
таких словосочетаниях: "У меня еще скотинешка не убрана", или: "Погоди,
кума, вот уберу скотину, зайду к тебе, покалякаем тогда", или: "Неколи мне,
шабренка[16]надо еще со скотиной прибраться". В понятие "убрать скотину"
составною частью входило: подоить корову, напоить лошадь, дать корму овцам,
замесить свинье и перво-наперво - очистить хлевы от навоза. И получалось,
что среди множества дел в нашем дворе уборка скотины была если уж и не самым
важным, то, во всяком случае, совершенно неотложным делом. По логике вещей
исполнение его полагалось бы отцу, но так как он был всегда "при исполнении"
еще более важных обязанностей в сельсовете, то большей частью уборкой
скотины занималась мать; сестра и старшие мои братья подымались позднее, а
поутру к скотине надобно выходить ни свет ни заря, а на это была способна
лишь мама.
Зимою утренние и вечерние хлопоты во дворе проходили по-темному и
начинались с очищения хлевов от навоза. За необыкновенно длинную зимнюю ночь
его производилось очень много, и "рекордсменкой" была, конечно же, Рыжонка.
Сотворенные ею огромного размера "лепехи" к утру смерзались так, что
отодрать их от земли можно лишь вместе с соломенной подстилкой и в таком
виде относить в общую кучу. Туда же потом как бы перекатывались Карюхины
круглые "шары" (иногда я отбирал самый круглый, чтобы погонять его по
накатанной зимней дороге на улице); овечьи "орехи" собирались в ведро и
также высыпались в общую кучу, равно как и свиной помет, который за дурной
запах назывался не иначе как дерьмо, а то и просто более привычное для
сельского жителя классическое говно,- даже скованное морозом Зинкино
произведение умудрялось сохранять свой изначально натуральный запах; лишь
хорошенько смешавшись с пометом от других Зинкиных сожителей и сожительниц
по двору, оно переставало оскорблять наше обоняние. А то, что получалось от
кур, собиралось отдельно; весною, когда появятся первые всходы тыкв, огурцов
и свеклы, мать будет подкармливать их жидко разбавленным раствором из
богатого азотом куриного помета.
Навозная куча зарождалась и вырастала главным образом зимою, но не
летом, когда коровы и овцы на весь день выгонялись в степь, на пастбище, а