"Валерий Алексеев. Выходец с Арбата" - читать интересную книгу автора

Я заметил про себя, что рассказ Юрия Андреевича становится все более
возвышенным по тону, но не слишком этому удивился: попробуйте сохранить
естественную интонацию, повествуя о себе в третьем лице. Ваш рассказ
непременно сползет к примитивному юмору, Фарафонов же не мог себе этого
позволить: он к себе относился чрезвычайно серьезно.
О странном происшествии с М*** я достаточно был наслышан. Правда, мне
говорили, что М*** явился на сцену "вусмерть пьяный" и в разгаре спектакля
произнес зажигательный монолог о вреде алкогольных напитков. Монолог этот
будто бы в тексте не значился, но настолько удачно вписался, что публика
проглотила его, не пошевелив и бровью. Анекдоты такого рода всегда
вызывали у меня недоверие, вот почему фарафоновская трактовка показалась
мне убедительной.
- Как бы то ни было, - продолжал Юрий Андреевич, наливая мне и себе
"Хванчкары", между тем как официантка (я это видел поверх его плеча)
доставала из шкафчика вторую бутылку, - как бы то ни было, безмятежная
жизнь Фарафонова кончилась. Дома, после спектакля, взвесив все "за" и
"против", он пришел к окончательному выводу, что нервный припадок здесь ни
при чем, а все дело в некотором свойстве Фарафонова, которое он до сих пор
ошибочно считал обаянием. В это объяснение так ровно укладывались все
предыдущие удачи Фарафонова, так корректно вписывалась загадочная
неприязнь сокурсниц (и трагизм телефонных разговоров тоже: видимо, для
проявления дара требовалось личное присутствие объекта), что оставалось
только удивляться, как долго Фарафонов ни о чем не догадывался. С этого
вечера (или, точнее, ночи, поскольку юный Фарафонов, что совершенно
естественно, провел в размышлениях всю ночь), так вот с этой ночи начался
второй период жизни Фарафонова:
период изучения. Фарафонов был достаточно умен и осторожен, чтобы
понять, что безоглядный переход к эксплуатации дара чреват непредвиденными
осложнениями. Необходимо было установить, во-первых, принцип действия
дара, во-вторых, его механизм, в-третьих, последствия для организма самого
Фарафонова. И только тогда уже перейти к сознательной целенаправленной
эксплуатации. Первая задача, к сожалению, так и осталась невыполненной.
Удалось лишь определить, что дар Фарафонова имеет электрическую и
волновую природу: при попытке воздействия на диктора Центрального
телевидения (точнее, на его изображение - при условии, что передача
ведется прямо со студии) на экране телевизора возникали помехи. Сам
импульс удавалось генерировать довольно легко: посредством незначительного
напряжения определенной внутренней мышцы. Но странно: то, что раньше
давалось Фарафонову без всяких трудов (а именно, соразмерение силы
напряжения с мощностью импульса), теперь, когда Фарафонов осознал свой
дар, доставляло ему немало хлопот. Он то и дело подходил к опасной черте
"позвоночного шока"
и пуще смерти боялся переступить эту черту, как тогда, в театре, что
его, конечно, сковывало. Я повторяю: регулировать сокращение злополучной
мышцы Фарафонов научился лишь через два года. Вернее, не научился, а
вспомнил, как это делается: по-видимому, дар был придан ему от природы, и
осознание только помешало этим даром пользоваться. Что же касается
фокусировки импульса, то для нее необходима была концентрация воли и
внимания, что требовало присутствия объекта в поле зрения. Попытки же