"Валерий Алексеев. Паровоз из Гонконга (Повесть, ж."Мы" 1-3/1990) " - читать интересную книгу автора

ненормальным. Вообще под стеснительностью "мама-кока" понимала одну из
форм хитрости, этакую с вывертом, _с_подлецой_.
Предметом нынешнего стыда Андрея была невинная домашняя заготовка:
"Сочли достойным - потому и едем". Всякий раз, когда мама Люда,
уверенная в неотразимости этого довода, пускала его в ход, Андрей впадал
в отчаяние: ему казалось, что все вокруг, и люди, и неодушевленные
предметы, начинают перемигиваться и двусмысленно ухмыляться. Душа его
была изъязвлена жгучим любопытством посторонних людей, не упускавших
случая спросить: "Нет, а все-таки, как же это у вас получилось? Денег,
небось, кучу ухлопали? Или первую зарплату кому-нибудь пообещали? А
может, московская родня помогла?" Это спрашивали, глядя в лицо, а о чем
шушукались за спиной - лучше было не думать. Город Щербатов не так уж
велик, и об оформлении Тюриных за рубеж не судачили разве что
глухонемые.
Как обстояло в действительности, мальчик не знал, родители в такие
тонкости его не посвящали, а допытываться он не хотел - из инстинкта
душевного самосохранения. С некоторых пор зазвучала в доме фамилия
Розанов - именно так, с ударением на третьем слоге: "Розанов помнит,
Розанов сделает, Розанов обещал". Андрею виделся статный круглолицый
мужчина цветущего, хотя и несколько сомнительного здоровья, деликатно,
но досадливо поправляющий: "С вашего позволения, не Розанов, а Розанов".
Получалось, что во время одной из заготовительных поездок в Москву мама
Люда встретилась с этим самым Розановым, пожаловалась ему на
щербатовское житье, и, сочувственно выслушав ее, Розанов сам предложил
выездной вариант. Мамина студенческая любовь - такова выходила, как
пишут в детективах, легенда. И, как всякую выдумку, достоверности ради
ее приходилось постоянно уснащать бессмысленными подробностями.
"Вспоминал, как мы на каникулы в Москву с ним ездили, мягкое мороженое
ели из высоких бокалов... в кафе "Север" на улице Горького..."
Неожиданно для себя Андрей обнаружил, что всякий раз, когда слышит
фамилию Розанов, заливается краской стыда. От мамы Люды это не укрылось,
и однажды она игриво сказала: "А сыночек меня ревну-ует!.." На какую
реакцию она, интересно, рассчитывала? На то, что сыночек ей подмигнет и
осклабится? Черные и зеленые пятна заплясали у Андрея перед глазами. "Да
кому ты нужна! - закричал он, дрожа от злости и отвращения. - Кому ты
нужна!.." Мама Люда опешила: ей никто не объяснил, что играть в такие
игры с сыном-подростком не следует.
Отца упоминания о Розанове тревожили не больше, чем "луковая тюря".
Впрочем, и к выездному варианту Иван Петрович поначалу отнесся не
слишком серьезно.

2

Вызов в Москву на языковые курсы был для Ивана Петровича, словно гром
среди ясного неба. Он прибежал из института в неурочный час,
взлохмаченный, с перекошенным галстуком, с красным пятном на левой щеке,
как будто его кто-то ударил. "Ох, как ты, Милочка, меня опозорила! -
бормотал он заплетающимся языком. Речь его часто коснела в минуты
волнения, и не знающие отца люди могли даже вообразить, что он пьян. -
Не поеду, никуда не поеду! Люди в глаза мне смеются. Сдурел, говорят,