"Анатолий Алексин. Здоровые и больные " - читать интересную книгу автора

- Точнее сказать, глазами... Но глаза и уста у детей находятся в
непрерывном взаимодействии.
Липнин погладил стекло, под которым была фотография его сына:
- Рассуждать о воспитании, не имея своих детей, все равно что давать
советы больным, не имея медицинского образования. Сейчас многие склонны к
этому... Но собственного сына вы бы в хирургическом отделении не поселили!
- Коля останется с матерью, - сказал я твердо. - И лишь вместе с ней
покинет больницу. Это будет дней через десять.
- Вы нарушите мой приказ?
- Я надеюсь, что вы... ничего такого мне не прикажете.
- Уже приказал. В письменном виде!
- Тогда придется нарушить.
- А мне придется наказать вас. Все в этом мире совершается на основах
взаимности, Владимир Егорович. Только так!
Вечером я пригласил Колю сразиться в шахматы.
Он вызывал во мне гораздо большую жалость, чем Нина Артемьевна. Ее
физические тяготы, благодаря медицине, становились временными. А его я от
тягот избавить не мог. Давно приняв на себя недетские хлопоты, Коля перестал
быть ребенком. Беззаботность, эта привилегия раннего возраста, обошла его
стороной. И как-то естественно было, что всем играм и развлечениям он
предпочитал шахматы.
Мы располагались в моем кабинете. Его худое лицо не менялось. Оно
всегда было сосредоточенным, будто он обдумывал очередной ход. Коля подпирал
свою круглую белобрысую голову обветренными кулаками. Волосы на макушке
безалаберно росли в разные стороны. Во всем его облике только это и было
по-детски беспечным. Он не хватался за фигуры без надобности, долго
размышлял - и неизменно проигрывал.
- Меня хотят выгнать? - спросил Коля, обдумывая ход.
- Откуда ты взял?
- От сестры Алевтины. Ей главный врач приказал. Я сорвался с места и
выскочил в коридор.
Сестра Алевтина оказалась в своей комнате: спешить ей было некуда, и
она засиживалась допоздна, воспитывая, как говорил Семен Павлович, других
сестер "своей фронтовой беззаветностью".
- С этого дня вы будете выполнять только мои указания, - четко
произнес я.
- Если они будут соответствовать указаниям главного врача, --
процедила сестра Алевтина.
И губы исчезли с ее лица.
Я привыкал к больным... Особенно к тяжелобольным, за жизнь которых
приходилось бороться. Я был признателен им за то, что они выздоравливали. Я
любил их за это.
А за то, что Нина Артемьевна, сраженная смертельным, как все считали,
ударом, наконец поднялась, я полюбил Колю.
После моего отказа выселить мальчика из хирургического отделения Семен
Павлович избегал общаться со мной. Но все же сказал на одной из утренних
конференций, которые были довольно долгими, но по старинке назывались
"пятиминутками":
- Завершайте ремонт красавицы, которая лежит у вас в отдельной палате.
И остальных ремонтируйте побыстрей, чтобы мы могли начать ремонт на всем