"Анатолий Алексин. Не родись красивой..." - читать интересную книгу автора

- Да все то же самое: "За кого выскочила?" Я пыталась в самом деле
выскочить... только из кабинета. Но он удержал.
- Грубо удержал? - Ревнивая тревога Митю не оставляла.
- Нет... униженно, умоляюще. Пересек мне дорогу.
- Каким образом?
- Собою. Брякнулся на колени.
- Прямо там, в кабинете?
- Он и прежде там не раз плакал. Сотрясался плечами, утирался платком.
- Парамошин?! Потомственный северянин?
- Он - личность, Митя. Надо признать. Чем такая личность значительней,
тем страшнее. Вадим Степанович, к счастью, не столь уж значителен!
- И все-таки... плачущий Парамошин?
- Любовь, Митя, не подчиняется ни характеру, ни месту рождения... Вадим
умеет люто ненавидеть, но и люто любить. То и другое он совершает
безнравственно. Иногда подло... Мужа моего ненавидел звериной ненавистью. А
меня так же зверино любил.
- В прошедшем времени? - с оттенком надежды поинтересовался Митя.
- Думаю, продолжает... Самонадеянно звучит, да? Но вам, следователю, я
обязана рассказывать все, как есть.
- Разрешите, я вернусь к началу нашего разговора. Обещал ли Парамошин
Алексея Борисовича...
- Обещал. Убить обещал!
- Реаниматолога? Который его оживил?

К Мите тянулись, внешне определяя его, эпитеты "порядочный",
"изможденный", "настойчивый". Эпитеты эти с трудом выстраивались через
запятую один за другим, почти как слова о студентах, один из которых шел "в
пальто", а другой - "в университет". Но тем не менее они вполне совмещались,
не были беглыми и случайными. Ибо порядочность и тактичность, не изменяющие
ни при каких обстоятельствах, вели к физической изможденности, но и
неуступчивости, если речь шла о достижении праведной цели. К нервному
истощению вело неукротимое стремление восстанавливать истину и соединять -
при разнузданной государственной власти! - порядочность с предназначением
следовательской деятельности.
- Чем же тогда все закончилось? Если вы не устали и вам не
обременительно вспоминать...
- Слов с моей стороны больше не было. Унижала его молчанием.
- А потом покинули кабинет - и все?
- Все и навсегда... - Она обхватила ладонями голову, что хронически
теперь делала. - Неужели я его когда-то...
- И он ничего не произнес в ответ на ваше молчание?
- Тогда вот Парамошин маниакально твердил: "Он убил меня... а я
уничтожу его!"
- Уничтожу или убью?..
- Разве есть разница?
- Есть.
- Он твердил и то и другое.
- Это было состояние аффекта? Вы, психиатр, могли определить
безошибочно.
- Аффект, бесспорно, присутствовал. Но фразы звучали вполне осознанно.