"Анатолий Алексин. Не родись красивой..." - читать интересную книгу автора

по-сумасшедшему! Правда, меня "психиатрша" не наградила умом, а с ума
свела... Но это особый случай.
Маша, по профессии психиатр, согласилась стать врачом в неврологической
больнице у Парамошина: здравый смысл все еще отступал. Хоть мама
предупредила ее:
- Он легче женится на мне, чем на своей подчиненной!
Кажется, впервые за долгие годы она открыто, без маскировки вмешалась в
интимный мир дочери. Не выдержала, не стерпела.
В институте, как и в школе, Мария Андреевна, естественно, была Машей.
Она привыкла к этому имени. И оно привыкло к ней... До такой степени, что и
в аспирантуре, и в больнице имя не подпускало к себе отчества. Больные
поначалу пытались именовать ее, как полагается...
- Зачем меня так величать? - возражала она. - Если можете, зовите по
имени: как-то уютнее.
Тогда она еще не знала интеллигентного следователя Митю, но к своему
имени относилась так же, как он к своему: Маша и Митя.
Годы шли, но вроде бы и не шли: имя без отчества не противоречило ее
внешнему виду.
- Парамошин отберет у тебя молодость. А зрелости и преклонному возрасту
преподнесет одиночество, - добавила мама, завершая вторжение в то, что
прежде считала для себя заповедным...

На следующий день, сразу после утренней больничной летучки, Маша
спустилась к главному врачу на третий этаж.
Вадим Парамошин придавал особое значение фасаду больницы: не только
тому, что представлял заведение с улицы, но и тому, который тоже представлял
его внешне, хотя изнутри. Выделялся третий, административный, этаж: в
коридорах и комнатах расположилась сверхсовременная мебель, полы оделись в
ковры, а окна - в шторы и занавески. То, другое и третье прибыло из стран
зарубежных. Только стенгазета была отечественной.
- Твоя образцово-показательная больница выглядит скорей показательной,
чем образцовой, - не раз насмехалась Маша. - Как ты умудрился выбить такие
деньги? Их бы - да на врачебные цели!
Он отвлекал ее от этих проблем оголтелостью любовных признаний,
искренность которых сбивала Машу с толку.
Министерское начальство и зарубежные гости таблеток у Парамошина не
глотали и процедурами не пользовались - они сразу направлялись в его
кабинет. Дорога их была устлана не только коврами, но и всем остальным
благоденствием, доставшимся третьему этажу. Что касается других этажей, то
там имелись особые "потемкинские палаты", как называла их Маша. Когда
почетные гости восхищались больничной витриной, Вадим Степанович объяснял:
- Мы, невропатологи и психоневрологи, знаем, как целительны для нервной
системы, для психики уют и комфорт. Театр, по Станиславскому, начинается с
вешалки, а лечение обязано начинаться еще раньше - с входной двери.
Приметили, какие у нас подъезд и дверные ручки?
- Только бы подъездом, коридором и кабинетом все не кончалось, -
продолжала иронизировать Маша.
В больнице Парамошин старался и для нее выглядеть лишь главным врачом.
Старался, но ничего из этого не получалось. Он умел на время сдержать
страсть, но не мог спрятать неутолимого желания непрерывно ей нравиться. И