"Любовь Алферова. Пещера отражений (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

себя, свое отражение, неяркое, словно в темном стекле. И это отражение
вдруг поманило его заговорщическим, многообещающим жестом. Авдотьев ступил
под свод, двойник его тут же пропал, а позади тяжко, шелестящим крошевом
обрушился, как падающий занавес, песчаник горного склона. Стена заросла,
будто и не было никакого входа в пещеру. Кварцевый свет в глубине
разгорелся сильнее, стал виден весь наклонный подземный коридор, усеянный
острыми камнями, в застывших потеках сталактитов. И по этому коридору,
сверкая пятками, прытко убегал от Авдотьева дед Веденей, мерзко хохоча
злорадным смехом. Эхо грубо разносило его смех по подземелью.
- Веденей! - тревожно закричал историк. - Куда же ты? Стой!
И его голос многократно усилило эхо, но коварный старик даже не
обернулся. Он бежал проворной рысцой, резво и ловко, как по паркету. Потом
дед вдруг оказался словно бы в овальной оболочке, состоящей из мерцающих,
мелких, голубоватых частиц. Свет, окружающий его, побелел и брызнул в
стороны прямыми, как спицы, лучами, образовав нечто, напоминающее
велосипедное колесо. В ту же секунду колесо это бешено завертелось, и все
спицы слились в круглую зеркальную плоскость, от скорости выглядевшую
неподвижной. Дед исчез за ней, а из зеркальной глади выдвинулось какое-то
столбообразное, головастое существо и сразу оказалось в полушаге от
Авдотьева. Тот невольно зажмурился и вытянул руки, как бы защищаясь.
Ладони его ткнулись во что-то мягкое, тугое, теплое. Он услышал голос,
горестный и ласковый:
- Не бойся меня. Я тебе не враг.
Перед Севой, вполне телесный, стоял живой бюст со сложенными на груди
руками и округлой колонной вместо ног. По грязновато-желтой, с прозеленью,
окраске можно было предположить, что он отлит из бронзы. Но памятник
сокрушенно покачивал благородной головой с крутым лбом, откинутой назад
вихрастой прядью, чуть курносым, но крупным и мужественным носом, и
благосклонно, хотя и озабоченно улыбался, рассматривая Севу. Авдотьев
никак не мог в потемках определить, почему так знакомо и так неприятно ему
это лицо.
- Не узнаешь? - прозорливо спросил бронзовый. - Лет через двадцать ты
стал бы, как две капли воды, похож на меня. И я в свой срок мечтал
воплотиться в звонкий металл, занять свое место в галерее почета Академии
наук или хотя бы в скверике возле вашего института, посреди той
продолговатой клумбы. Помнишь?
- Да, но... - с сомнением вступил в разговор Сева. - Мой памятник?
Все это чересчур невероятно. Не верю.
- Теперь уж, конечно, маловероятно, - спокойно согласился бюст. - Ты
дал себя одурачить, погнался за миражами. Но не о том сейчас речь. Во что
ты, спрашивается, не веришь? Прости, но это невежественно - не верить в
подсознание. Ты всю жизнь пользуешься опытом, накопленным и закодированным
в подсознании, а разум твой, поглощая жизненную информацию, обрабатывая и
сортируя ее, пополняет все те же кладовые. Подсознание, как золотой запас
в банке, а мысль - расхожая монета. Каков запас, такова ей и цена.
- А у меня, значит, в подсознании вместо золотых россыпей собственный
бронзовый бюст.
- Не передергивай! А то я решу, что ты безнадежно туп. Я - один из
множества, но я превыше. Я внутренний образ твоего честолюбия. Кто
виноват, что ты создал меня именно таким? Ты всегда справедливо считал