"Данте Алигьери. Монархия " - читать интересную книгу автора

богу-отцу, они суть равноправные выразители божьей воли.

Особую роль в прояснении статуса всемирного монарха играет у Данте его
учение о Риме. Идея Священной Римской империи как наследницы величия
Древнего Рима так или иначе проявлялась в большинстве социальных проектов
средневековья, тем более, что формально она продолжала существовать и после
своего фактического распада. Это было призрачное бытие, если говорить о
политической реальности, но вполне ощутимое, если говорить о самосознании
средневековой культуры. Античный миф о призвании Рима править миром
возродился в зрелом средневековье, когда Рим стал религиозным центром
западного христианства, и оброс мистическими толкованиями смысла римской
власти. Данте воспевает миссию Рима, связывающего земное и небесное царства,
ставшего как бы социальной материей боговоплощения, поскольку на Палестину
распространялась тогда его юрисдикция. Он замечает, что в то время, когда
родился Христос, в империи царили мир и благоденствие (что указывало на
идеальную цель государства), и обращает внимание на одновременность
зарождения "Марииного корня", т.е. рода девы Марии, и основания Рима. В
Средние века [c.14] любили играть буквами не менее, чем числами, и анаграммы
часто встречаются в символических сплетениях "Комедии". То, что Roma,
прочтенное справа налево дает Аmor, и то, что Maria и Roma созвучны, также
могло питать мистическое воображение. Данте видит в Риме освященную плоть
государства, которое начинало свой путь завоеванием, но закончить должно
утверждением всемирной власти любви. Нет сомнения, что всемирное государство
с центром в Риме Данте представлял себе не как господство италийской нации,
хотя он и гордился остатками сохранившейся преемственности. Как
избранничество Израиля было переосмыслено христианством как союз бога с
духовным "Израилем", с верующими, так и миссию Рима Данте пытается
переосмыслить как идеальную власть справедливости. Такая идеализация была
возможна, поскольку политическая структура всемирной империи виделась ему
как равноправный союз независимых городов и царств, во внутренние дела
которых император не вмешивается, оставаясь верховным стражем законности.
Латинская патристика знает диаметрально противоположную концепцию Рима,
принадлежащую крупнейшему мыслителю христианского Запада Августину. Для него
Рим - воплощенная государственность, а государство - большая шайка
разбойников, по сути не отличающихся от малых шаек. Власть свою Рим получил
насилием и обречен на гибель вместе с языческим миром как его предельное
воплощение. Однако уже ученик Августина - христианский историк Орозий
начинает строить новый вариант мифа о Риме, и Данте, многое почерпнувший в
его трудах, примыкает к антиавгустиновской традиции. Он не жалеет сил на
наивные силлогизмы, которыми, следуя схоластическому обыкновению, доказывает
[c.15] легитимность имперской власти. Но наибольшее впечатление производят
не эти искусственные построения, а видение какой-то исторической реальности,
которое не вмещается в дантовские формулы и, может быть, затуманивается тем,
что доказывается слишком многое: и моральное совершенство римлян, и
политическое право, и высшее благоволение. Довольно важные аргументы -
моральный и правовой - Данте ярко очертил этическую волю римлянина, которая
ставит его действия над выгодой и страстями, и тем самым определил характер
власти Рима как власть идеала, а не силы. Он настойчиво убеждает нас в том,
что римляне преследовали правовую цель правовыми средствами, что они
"пренебрегали собственными выгодами для того, чтобы послужить общему