"Данте Алигьери. Монархия " - читать интересную книгу автора

благоденствию рода человеческого" (стр. 66-67

), что "империя Римская рождается из источника благочестия" (там же

), и, следовательно, власть ее - власть права. Но и тот и другой
аргумент без труда можно опровергнуть фактами реальной и такой же далекой от
моральных идеалов истории Рима, как всякая другая политическая история. Что
же остается? Остается идеализированная модель, которая в чем-то ближе к
жизни, чем "грубая действительность".

Данте по-новому взглянул на саму проблему власти. Он увидел опасное
противоречие в стремлениях теократов подчинить духовному авторитету
политическую власть. С другой стороны, он вовсе не хотел, чтобы папство
зависело от императорской власти, как то приписывали ему оппоненты. Дурные
последствия второго достаточно очевидны, в первом же устремлении Данте
находит извращение сущности власти. Дух правит не так, как сила или воля.
Если мы сделаем его политической силой, он или сам превратится в инструмент
земной политики, или уничтожит [c.16] субъект свободной воли в управляемой
им светской общине. Данте не только отстаивает автономию светской власти, но
и бережет чистоту духовного авторитета церкви. Ведь бог строит свои
отношения с верующими не на силе закона, а на хрупкой основе веры, даруя
людям свободу. Четкое различение духовной и политической власти позволит,
как считает Данте, уберечься от злоупотреблений. Духовный авторитет
открывает содержательный мир истины и путь к спасению, но он не должен
воплощать эти идеалы, прибегая к политической власти. Власть политика дает
юридические формы действий и силу для их защиты, но не может предписывать
выбор моральных ценностей. Если сформулировать проблематику "Монархии" таким
образом, то мы увидим, что она не так уж далека от современных коллизий:
бездуховная свобода или идейное рабство - между этими крайностями мечется
история XX в. Данте, возможно предчувствуя такой тупик, заранее предсказывая
кризис тоталитаризма и либерализма, строго разделяет власть "двух мечей".

XIII век - время утопических мечтаний, и Данте можно рассматривать в
этом контексте. Но довольно быстро исчез сам предмет спора, который Данте
ведет с оппонентами: ни папа, ни мифический император на заре Нового времени
уже не играли политической роли. Утопия Данте приобрела более широкое
значение и выявила свою уникальность. Она резко отличается от теократических
учений Августина и Фомы Аквинского; она противостоит теориям французских
юристов, боровшихся за принцип национальной самостоятельности государства и
не признававших мировой империи; она, наконец, в отличие от чисто
политических концепций разделения светской и духовной власти Оккама и [c.17]
Марсилия Падуанского, содержит положительный религиозный и моральный идеал,
образ мирового монарха. Церковь отнеслась к "Монархии" намного суровее, чем
к "Божественной Комедии": а 1329 г. она была осуждена, а в 1554 г. - внесена
в индекс запрещенных книг. Недостаточно ортодоксальная для церкви и
недостаточно новаторская для юристов французского короля, эта теория была
вытеснена на обочину культурного процесса. Может быть, только сейчас можно
увидеть, что она принадлежит не только маленькому отрезку "своего времени".
Вряд ли при этом нас должно смущать то, что речь в трактате идет о монархе.
Дантовский образ монарха не похож на реальных сюзеренов средневековья. Еще