"Светлана Аллилуева. Далекая музыка" - читать интересную книгу автора

лось на берегу на холме. Впервые за этот день мы улыбнулись друг другу.
Наконец катер пришвартовался. Мы забрали свои рюкзаки и совершенно
измученного Маффина и ступили на землю. Гостиница была на вершине холма, но
ноги не слушались, а земля продолжала качаться и уходить из-под ног. Мы сели
на траву возле тропинки, не в состоянии двигаться.
Туман почти исчез и светились голубые небеса. Два скалистых острова
почти без растительности торчали из океана, как две горы. Это был настоящий
край земли. И только теперь мы заметили странный, повторяющийся звук,
издаваемый каким-то неведомым мне инструментом. Он проникал глубоко во все
ваше существо, приятный и утешительный. Это был непрерывно повторяющийся
сигнальный гудок с маяка, напоминавший по звуку охотничий рог низкого тона,
какой-то бархатной теплоты и мягкости. Этот постоянный сигнал предупреждал о
смертельной опасности, которую представляли два острова для любого
проходившего здесь судна. И мы долго сидели молча, слушая мягкий низкий
звук, дав ему врачевать наши измученные тела и души.
На острове Монхиган мы провели неделю, гуляя в дождь и в солнце по
дорогам сквозь чащи и скалы. Наблюдали птиц. Кормили ручную чайку, по имени
Гасс. Звук тяжелого дыхания океана не прекращался ни на минуту. Звук
"туманного сигнала" тоже. Эта освежающая неделя в компании молодой умной
девушки, хорошо знавшей Индию и юго-восточную Азию никогда не забудется.

* * *

Необходимые поездки к редакторам и к издателю завершились публикацией в
ноябре 1969 года "Только одного года". Но я также тогда часто ездила в
Нью-Йорк на камерные и симфонические концерты.
Странно, что музеи с их мертвыми коллекциями не привлекали меня тогда.
Я всегда любила музеи в Москве


68

и Ленинграде - там это было бегством от повседневной серости. Но здесь,
в США, жизнь была настолько новой, яркой и шумной, что я не чувствовала
необходимости "бегства". А музыка была необходимостью, как и всегда. Потому
что музыка не мертва, она живет, дышит. И в те дни она нужна была мне
больше, чем картины на стенах и статуи в музеях. Музыка была средством
единения с другими людьми - как я испытывала это всегда в залах Московской
консерватории. И чудом было видеть в США знакомые лица московских
музыкантов!
Однажды Леонид Коган, блестящий скрипач из Москвы, давал концерт в
Нью-Йорке. Потом Мстислав Ростропович играл концерт для виолончели Дворжака.
Гремел необычайный успех Рихтера, только лишь недавно "выпущенного"
концертировать за границу: впервые за столько потерянных лет! Затем Владимир
Ашкенази, москвич, дал несколько бетховенских концертов. Карнеги-Холл стал
продолжением моей привычной московской жизни: когда я слушала там московских
музыкантов, трудно было сказать, где я находилась...
Музыка объединяет раздробленное человечество. Политика и правительства
стоят между нами, как стена. Владимир Ашкенази был перебежчик, как и я;
Ростропович последовал нашему примеру через несколько лет. Многие музыканты