"Светлана Аллилуева. Далекая музыка" - читать интересную книгу автора

гими миллионами. На самом же деле я жила в Принстоне, в то время как
все деньги были в Нью-Йорке на счету адвокатской фирмы, и только небольшая
сумма переводилась мне в мой банк в Принстон.
- У вас есть "севинг экаунт"? - спросила меня как-то Фира Бененсон,
мудрая женщина, пытавшаяся учить меня практическим навыкам жизни в Америке.
Сама она имела Дом моделей в Нью-Йорке.
- А что такое "севинг экаунт"? - был мой ответ.
- А это то, где должны находиться ваши деньги! Разве вам этого не
объяснили? - спросила она, совершенно огорошенная моим неведением.
- Нет, мне ничего не объяснили. (К тому времени, когда я решила завести
"севинг экаунт", меня уже избавили от бремени денег. Но это было позже,
значительно позже.)
Сейчас же я должна была звонить адвокатам по телефону и просить
перевод, потому что мне нужно было купить меховое пальто к зиме. И оттого,
что я так же вот всегда должна была просить денег, живя в СССР, мне казалось
сейчас, что в общем-то ничего не переменилось...
Не без сарказма я рассказала об этом Джорджу Кеннану, которого все
считали моим покровителем (роль, чрезвычайно его угнетавшая). Я заметила
ему, что в Советском Союзе я всю жизнь жила под строжайшим контролем и что
мне бы очень хотелось не находиться под таким строгим контролем и здесь, не
докладывать о каждом шаге и о своих личных расходах. Иначе я не вижу большой
разницы, настаивала я. Но посол Кеннан был дипломат с большим опытом,
работавший во всех столицах Европы, и потому он имел привычку говорить
приятное обеим сторонам. "О, я так вас понимаю!" - отвечал он мне, а
назавтра говорил то же самое адвокатам моей фирмы. И, наконец, заявлял мне:
"Откровенно говоря, я думаю, что они очень хорошо о вас заботятся". И все
оставалось по-прежнему.


46

Мой нью-йоркский друг Фира Бененсон, почтенная дама под восемьдесят,
хорошо знавшая посла Кеннана по своим многочисленным связям в Вашингтоне и в
Европе, приехала в Принстон специально для разговора с ним, надеясь открыть
Кеннану глаза на мое бесправное положение. Она даже предложила своего
адвоката, чтобы он взял заботу о моих делах на себя, и говорила с ним
несколько раз. Но я не хотела начинать мою жизнь со скандалов и обид.
Поэтому я не стала настаивать на смене адвокатов сейчас же. Старая привычка
подчиняться, не возражать и надеяться на лучшее взяла свое... Я еще не
научилась отстаивать свои интересы так, как это делают все, кто родился в
мире свободной конкуренции. Советское прошлое - как тяжелая глыба на
сознании (и на подсознании), ее не сбросишь вот так вот, вдруг. И Фира
Бененсон хорошо это понимала; она-то оставила Россию сразу же после
революции.
И чем более я понимала действительность своего положения, созданного
слепым согласием, которое я дала на все еще в Швейцарии, чем больше и больше
говорили мне о юридической стороне жизни в Америке мои соседи, друзья, все
те, кто не был никак вовлечен в "бизнес" с моими книгами,- тем более я
огорчалась. Я не только была полностью в руках моей фирмы, но выяснилось,
что мой издатель, а также "Нью-Йорк таймс" были тоже ее клиентами! Как же