"Ал.Алтаев (Маргарита Ямщикова). Гроза на Москве " - читать интересную книгу автора

_______________
* Т а б у г-с а л а м - здраствуй.

Мария забрасывала вопросами низкорослого мальчика, скуластого,
смуглого, с красивыми дикими глазами, узкими и блестящими. Он улыбался и
смущенно прятал за спиною самострел - полуигрушку, полуоружие, привезенное
ему в подарок матерью из Касимова.
Шесть лет прошло с тех пор, как казанский царевич Утемиш-Гирей жил во
дворце и назывался Александром; шесть лет он почти не слышал родной
татарской речи; только в редкие свидания с матерью он упивался знакомыми
ласковыми словечками, которые воскрешали в его памяти отрывочные картины
раннего детства: Казань, блеск шумной придворной жизни, раболепство
подданных и потом эти страшные дни разгрома, ужаса, крови...
Царевич смотрел на царицу, улыбался и робко протягивал самострел. Он
был расписной, ярко выкрашенный, с затейно вырезанною дугою, а на колчане
сверкали, как капли росы, бриллианты, искусно перемешанные с синею эмалью
и голубой, как небо, бирюзой.
- Мать подарила? Мать? - допрашивала Мария, жадно смотря на
самострел.
Царица сама была еще ребенком и не утратила детских вкусов. Она
радостно смотрела на самострел и не замечала даже, как переглядываются и
шепчутся сенные боярышни.
Доверчиво глянули на нее глаза царевича. Он заговорил жалобно,
по-детски обрывая фразы и перебегая с одного предмета на другой:
- Матушка приехала... плачет... сказывает, ее обокрали... оболгали...
и самострел привезла... сказывает: от персидского шаха прислан... А мужа
Шиг-Али она не любит... русский, говорит, он улусник*, русский данник,
холоп... А я, говорит, царица... А самострел хороший, гляди: финифть
какая...
_______________
* У л у с н и к - подданный.

Они склонились оба над самострелом и внимательно рассматривали его.
- А чем оболгали царицу Сумбеку, царевич? - спрашивала Мария.
- Будто отраву она Шиг-Али изготовила... будто, вишь, она рубашку ему
отравой напитала и хлеб, и ту рубашку, вишь ты, он велел надеть на вора, и
тот вор помер, а хлеб бросить собаке, и собака околела...
Мария равнодушно слушала эту историю; в то жестокое, грубое время
подобные преступления казались обычными.
- Только матушка Шиг-Али не хотела извести, а хотел его извести
кто-то другой, кто в рубашку да в хлеб яду положил... А матушка плачет...
сказывает, кабы не Шиг-Али, стояла бы Казань и до сей поры нерушимо, не
были бы мы русскими улусниками, и тебя, сыночка моего, не отняли... в
чужую веру бы не обратили... Стой, царица, никак ты стрелу хочешь в
самострел вставить... погоди: тут хитро слажено... погоди... Ты матушку-то
видала?
- Не видала, царевич, а сказывают, она как солнце, как звезда
вечерняя, а Шиг-Али... Шиг-Али толстый... живот у него отвислый... как
мешок...
Она громко захохотала; глядя на нее, тонким, звенящим смехом залился