"А.Я.Альтшуллер. Пять рассказов о знаменитых актерах (Дуэты, сотворчество, содружество) " - читать интересную книгу автора

За два месяца до премьеры Мартынов писал Е. С. Вахрину: "Куликов
перевел с немецкого комедию "Заколдованный принц", где я, наконец, буду
играть в ленте и со звездою. А? Хорош я буду?" [42] Артист сообщает об этом
событии в шутливой форме, его забавляет, что он будет играть "в ленте и со
звездою". Такими атрибутами костюма очень редко приходилось пользоваться
Мартынову - они являлись в основном принадлежностью трагиков Я. Брянского и
В. Каратыгина.
Мартынов проводил сцену в замке с подлинным комедийным блеском.
Скромный маленький сапожник, оказавшийся вдруг принцем, надувался для
придания себе "веса", важничал, пыжился от сознания собственного высокого
достоинства. Он был опьянен так неожиданно привалившим ему благополучием,
властью.
Когда же в третьем акте он снова просыпается в прежней своей каморке в
простом костюме сапожника, артист показывал медленное, тяжелое прозрение
своего героя. В замке он быстро поверил в чудесное "переселение душ", сейчас
же Ганс - Мартынов долго не может смириться, что он уже не принц. И хотя
текст роли во многом смешон ("Нет, уж это низко, подло. Ну что за глупые
шутки. Я этого не позволю, не допущу... Как же человек не знает сегодня, чем
он будет завтра. Не ложись спать с вечера, потому что к утру проснешься черт
знает кем. Этакая жизнь просто надоест. Да мы еще увидим, не хочу быть
сапожником. Я - принц"), у многих в зрительном зале, по воспоминаниям
современников, "сжималось сердце". Ганс - Мартынов был убит потерей своего
призрачного счастья, он рыдал, и в этом плаче были слышны и "всхлипывания
успокоения, и завывания горького, почти осипшего отчаяния, и хныканья
баловня-ребенка, и уморительная смесь гордости и унижения принца-сапожника"
[43].
Безобидные, казалось бы, водевили превращались благодаря таланту
Мартынова в произведения, утверждавшие новое слово на сцене. Много позже А.
Н. Островский передавал актрисе А. И. Шуберт слова Мартынова: "Я на сцене
инстинктивно исполнял дело Гоголя" [44].
Характерным в этом отношении явилась полемика вокруг водевиля В. А.
Соллогуба "Букеты, или Петербургское цветобесие", поставленного также осенью
1845 года.
Незамысловатый водевиль Соллогуба написан "на злобу дня", в связи с
увлечением петербургской публикой итальянскими гастролерами, которых
буквально забрасывали букетами цветов. Действие водевиля происходит в
цветочной лавке. Букетов в лавке не хватает, цены на них баснословно
поднялись. Перед читателем и зрителем проходят самые разнообразные типы:
престарелый князь-меломан покупает три дюжины букетов, выбирает цветы
актриса Милкова и ищет кого-нибудь, кто бы согласился их бросить на сцену во
время ее выступления, "шуба" и "бекеша" чуть ли не дерутся из-за того, кому
достанется единственный оставшийся букет. В центре же водевиля бедный
незадачливый чиновник Иван Иванович Тряпка. Начальник Тряпки увлечен
итальянской певицей, и Тряпка, стараясь угодить ему, решает преподнести
актрисе букет. Долго торгуясь с лавочником и купив на последние деньги
цветы, Тряпка уходит из магазина. В конце водевиля он возвращается в
"большом волнении". "Эй, хозяин! Лавочник! - кричит он, - что хочешь бери
давай только букетов!" Оказывается, Тряпка по ошибке бросил букет не той
певице, вызвав этим негодование своего начальника.
Аристократ граф Соллогуб был далек от какой бы то ни было критической