"А.Я.Альтшуллер. Пять рассказов о знаменитых актерах (Дуэты, сотворчество, содружество) " - читать интересную книгу автора

темы в своих водевилях. Чиновник Тряпка - фигура комическая, вся история с
его несчастьями лишь шутка по поводу меломании. Водевиль первоначально и был
воспринят именно как "легкая шутка умного человека, от которой он
(Соллогуб. - АН. А.), вероятно, сам ничего не ожидал" [45]. Так же понял
водевиль и Р. М. Зотов, отмечавший в "Северной пчеле", что автор "схватил
одну из современных странностей и выставил ее на сцене самым забавным
образом". Шутка, по мнению Зотова, "написана весело, остро, умно. Куплеты
презабавные. {...} Вообще пьеса имела блистательный успех" [46].
Спектакль шел действительно с огромным успехом, и прежде всего
благодаря Мартынову, выступавшему в роли Тряпки. Но в его исполнении
водевильная фигура соллогубовского чиновника превратилась в драматический
образ "маленького человека".
Артист рисовал беззащитность своего героя. Исполнение роли Тряпки было
пронизано гоголевским сочувствием бедным людям. Мартынов явил на сцене тех
героев "петербургских углов", с которыми несколько месяцев назад
познакомилась вся образованная читающая Россия по двум частям "Физиологии
Петербурга", вышедшим под редакцией молодого Н. А. Некрасова.
В октябре 1845 года "Северная пчела" злобно обрушилась на "Физиологию
Петербурга". Спустя месяц появилась хвалебная рецензия Зотова, посвященная
водевилю "Букеты". И тогда Булгарин поспешил исправить ошибку, допущенную
Зотовым. Через девять дней после упомянутой зотовской рецензии он написал
большую статью. В ней он всячески поносит "Ревизора", "Мертвые души" Гоголя,
а в заключение патетически восклицает: "Смотря на выведенных на сцену
чиновников в новой пьесе "Букеты, или Петербургское цветобесие", у нас
сердце обливалось кровью при мысли, что на представление этой пьесы явился
весь большой свет и что многие, особенно многие из этого большого света, не
имея понятия о чиновниках, подумали, что это списано с натуры. Нет,
милостивые государыни и милостивые государи, mesdames et messieurs, таких
чиновников, каких вы видите в "Ревизоре", в "Цветобесии" и т. п., нет, а
между чиновниками могут быть и смешные и дурные люди, как везде. С людьми,
называющими себя писателями нового поколения, я не намерен ссориться: они
должны быть превосходные писатели, потому что беспрестанно то сами себя, то
друг друга ужасно расхваливают, скажу только: простите им, добрые люди: не
ведают-бо, что творят!" [47]
Конечно, Булгарин умышленно "перехватил", поставив рядом "Ревизора" и
соллогубовские "Букеты". Это сразу же было отмечено Белинским: "Не понимаем,
какое отношение нашел господин фельетонист между "Ревизором" превосходнейшим
произведением гения, и "Букетами" - шуткою таланта?" [48]
Но знаменательно, что Булгарин расценил спектакль "Букеты" как
произведение, идущее из лагеря "нового поколения", и он был недалек от
истины. Это произошло благодаря глубокой, проникновенной игре Мартынова.
А когда цесаревич Александр Николаевич, посмотрев "Букеты", удивился,
что камер-юнкер граф Соллогуб может писать сочинения с таким вредным
направлением, ему было невдомек, что виновен в этом "вредном направлении"
совсем не граф Соллогуб, а актер Мартынов. Водевиль был вскоре запрещен, а
на запрос: "Можно ли дозволить представление этой пьесы на провинциальных
театрах?" - последовала краткая резолюция управляющего III отделением
Дубельта: "Нельзя" [49].
Вернувшись в ноябре 1845 года в Петербург, Каратыгин, редко ходивший
смотреть водевили, пошел на "Заколдованного принца" и "Букеты". Он и раньше