"Андрей Амальрик. Статьи и письма 1967-1970 " - читать интересную книгу автора

почте. Нужно обладать большой долей воображения или неосведомленности, чтобы
делать отсюда выводы г-на Брэдшера.
Что же касается моего "антипатриотизма", то и не прибегая к
фальсификации, можно найти в моей книге много резких суждений о моей стране
и моем народе. Может быть, рядовой русский человек, если бы он получил
возможность прочесть или услышать мою книгу - а, вопреки мнению г-на
Брэдшера, он этой возможности не получит - нашел бы некоторые места моей
книги непатриотичными. Но я считаю лучшим патриотом не того, кто льет патоку
на раны своей страны, а того, кто обнажает эти раны, с тем чтобы можно было
лечить их. Может быть, непатриотично критиковать свою страну и предупреждать
ее о грозящих опасностях, издавая для этого книгу за границей. Но у меня нет
иной возможности. И кроме того, я считаю, что моей стране пора изживать
комплекс национальной и социальной неполноценности, при котором страшна
любая критика - как изнутри, так и снаружи.
Я люблю мою страну, в которой я родился и вырос и о необычайной судьбе
которой я не могу думать без слез. Разлука с ней была бы для меня большим
горем, но я с горечью сознаю, что я не восхищаюсь своей страной. Если бы я
смог сделать выбор до своего рождения, я предпочел бы родиться в маленькой
стране, которая с оружием в руках борется за свою свободу, как Биафра или
Израиль.


Я все еще не арестован

Пятый аргумент - несмотря на публикацию моих книг за границей, я все
еще не арестован. Мой арест - своего рода лакмусовая бумажка, которая должна
определить, агент ли я КГБ или нет. Как я мог понять, так думает не один г-н
Брэдшер. Мне такая постановка вопроса кажется крайне безнравственной. Моя
страна не римская арена, я не гладиатор, а западный мир, от чьего имени г-н
Брэдшер с пафосом начинает говорить к концу своей статьи, не римский плебей,
который с азартом или хладнокровием наблюдает, погибнет ли по-настоящему
гладиатор или же это только цирковой трюк.
Когда я писал и собирался дать для публикации свои книги, я понимал,
что мне грозит тюрьма, и был готов к этому и готов к этому сейчас. Но я
благодарю Бога за каждый день свободы, дарованный мне, который я провожу у
себя дома, со своей женой. Мне кажется, что добропорядочный и верящий в Бога
человек не должен говорить: "он еще не арестован - это очень подозрительно",
но: "слава Богу, он еще не арестован, значит одним свободным человеком на
земле больше".
Я думаю, что анонимные "специалисты" г-на Брэдшера все же не занимали
ответственных постов в тайной полиции тоталитарного государства и потому
едва ли компетентны судить, кого следует арестовать сразу, а кого потом. Я
думаю, что в КГБ работают достаточно здравомысля-щие, с полицейской точки
зрения, люди, и что меня арестуют, когда за границей уляжется шум и упадет
интерес ко мне и моим книгам, и будут судить меня не за книги, а подыщут
какой-нибудь второстепенный предлог. И прежде чем арестовать, меня
попытаются нравственно измазать, как это пытались делать со всеми
остальными. Я думаю поэтому, что статья г-на Брэдшера очень обрадовала КГБ.
Что касается сроков моего ареста, то бюрократический режим не торопится по
самой своей природе и потому, что хорошо знает, что никто от него не уйдет.