"П.Амнуэль. Иду по трассе" - читать интересную книгу автора

плавит все, испаряет. Нет сил сопротивляться, одна надежда - Крюгер. Где
этот чертов Крюгер, почему не поможет отодвинуть гору?.. Уходит сознание.
Эксперимент... "Стремительный"...
Его волокли куда-то по наклонному ходу. Еще не перестав изображать
страдание, Маневич ощутил огромный прилив радости. Жив! Крюгер бесформенной
глыбой копошился рядом, в нем не было уже ничего человеческого, все
целесообразно и остроумно - вот ведь какие шары для ползания себе отрастил,
чертяка! А поодаль - вприпрыжку, ползком, вперевалку - суетились ругеры.
Крюгер беспокойно замахал шарами-конечностями, и Маневич сказал:
- Это же ругеры...
Крюгер понял. Он опустился на землю, присосался к стене, отдыхал.
Маневич подумал о Шаповале и полез наверх.
- Ты что? - спросил Крюгер.
- Связь, - коротко объяснил Маневич. Он выполз на поверхность, и сразу
два голоса забились в сознании, перебивая друг друга. Маневич не слушал, что
они говорят, он настроил мозг на передачу и сказал громко, а ветер разнес
его слова, отразив от скал, камней, лавы, урагана и самого неба:
- Нам очень хорошо сейчас, Шаповал...

* * *

Мухин размечтался. Он прошел больше половины пути, времени было
достаточно. Ему, в общем, повезло: горную цепь он миновал по руслу лавового
ручья. Он шел, по шею погрузившись в поток, течение подталкивало его в
спину, медленно качало из стороны в сторону. Иногда он ложился на
поверхность лавы, шевелил ногами, ловил пузыри газа и плыл, плыл - как плот
по реке. После недавнего урагана атмосфера была густой, пыльной, видно было
плохо, что в оптике, что в инфрасвете, и Мухин ориентировался больше на
слух. Слышно было многое: тихий шелест песчаной струи, стекавшей с близкой
вершины, мягкие всплески лопавшихся в лаве пузырьков, скрип камней о дно
потока и где-то впереди - монотонный гул. Ручей доходил до уступа и срывался
на несколько метров вниз. Там, должно быть, растекалось густеющее озерцо, в
котором не так горячо, как здесь. Лава текла медленно. Мухин не торопился.
Лежал, думал.
Дышать легко, углекислота приятно щекочет горло, и запах кажется не
таким прогорклым, как в начале, - есть в нем своеобразный аромат. Тело
совершенно, и чего бы ни захотел Мухин, управляющие гены поддержат его.
Захочу - и стану волком. А захочу - камнем лежачим. Конечно, если случится
то, что с Крюгером... На Венере Шаповал успеет принять меры, поднять на
борт, а если приступ начнется у ребят там, на Уране... Ативазия. Мухин
услышал это слово год назад. Он был последним в группе. Все уже
тренировались, а Мухин проходил комиссии. Ему казалось, что он неизлечимо
болен, - его изучали раз десять, и Шаповал удрученно качал головой. А потом
Мухин случайно узнал: дело было не в нем, а в его матери. Крюгер был
сиротой, отец Маневича - известный астрофизик, открывший коллапсар в системе
Проциона, - не возражал против выбора сына. С Мухиным было хуже. Мать и
слышать не хотела о вариаторах, страшилась всего, связанного с Шаповалом.
Бог знает что наговорили ей об испытателях. И будто они, раз изменившись,
больше не вернутся к человеческому облику, и будто у них атрофируются лучшие
стремления, и так далее и тому подобное. В общем - жертвы науки... Мать