"Анатолий Ананьев. Версты любви (Роман)" - читать интересную книгу автора

только огорчало меня. Я вспомнил о времени потому, что много лет спустя
Василий Александрович как-то в порыве откровения сказал мне такую фразу:
"Очень важно, Женя, кто рядом с тобой. Важно для жизни". А ведь рядом с ним
была Ксеня, и для меня в тот вечер было особенно больно, что она с ним, а не
со мной. Я выложил из вещевого мешка консервы, сухари, все, что было из
продуктов, и достал фляжку с водкой; рюмку за рюмкой поднимал я вместе с
бывшим своим комбатом, теперь - Ксениным мужем, провозглашая тосты за их
счастье, за победу, потому что все мы жили тогда еще тем радостным чувством,
что разгромили врага, что тяжелые будни войны уже позади и что - пусть
потихоньку, по-малому, но жизнь теперь пойдет в гору, на улучшение, что
легче будет народу, а значит, легче и нам; словом, разные тосты поднимали
мы, я пил, закусывал, но в противоположность Василию Александровичу не
только не пьянел и не веселел, но с каждой минутой все более тревожные и
мучительные думы охватывали меня. В голосе Ксени, когда она, обращаясь к
мужу, произносила "Вася!" - мне казалось, было что-то особенное и я пытался
уловить ту особенность интонации, представить, как бы звучало мое имя в ее
устах; до боли в сердце мне нравилось, как она ухаживала за всеми нами, в
том числе и за матерью, Марией Семеновной, заменяя тарелки, предлагая
кушанья и не оговариваясь, не стесняясь той скромности угощений, какие были
на столе; она знала, что подано все, что только имелось в доме лучшего,
щедрость эта была для нее естественной и потому радовала ее; как и во время
первой встречи, когда я смотрел на ее лицо, оно представлялось мне не просто
красивым само по себе своими правильными и четкими линиями, - оно опять
будто было подсвечено тем внутренним светом, теми чувствами (может быть, и
воспоминаниями того морозного январского вечера), какие теснились в ней
теперь и отражали всю ее ясную, чистую и щедрую своей добротою натуру. Эти
чувства были обращены не ко мне, а к мужу, Василию Александровичу, я понимал
это, и именно это делало мучительной для меня встречу. Чем более я сознавал,
что Ксеня потеряна для меня, тем отчетливее, казалось, чувствовал, что
никогда не смогу позабыть ее и что жизнь без нее будет для меня пустой,
неинтересной, ненужной. Не в силах сдерживать себя, я мрачнел и все чаще
поглядывал на часы, будто и в самом деле надо было спешить на вокзал, к
поезду, хотя никакого билета у меня не было и утром я сказал неправду Ксене,
что уезжаю сегодня же; но сейчас я даже сам как будто верил, что мне надо
спешить на вокзал.
"Во сколько отходит?" - спрашивал Василий Александрович.
"В три тридцать".
"О-о, еще есть время, еще успеешь".
Немного погодя я снова смотрел на часы, и опять между нами происходил
тот же разговор.
"Еще успеешь! Мы с Ксеней проводим тебя. Ей завтра все равно на работу
не идти, а я ничего, еще отосплюсь. Как хорошо все-таки, что ты приехал,
чертяка!" - говорил он, но я все явственнее чувствовал, что не могу более
оставаться здесь.
В двенадцатом часу наконец я встал и решительно заявил, что ухожу.
"Собирайся, Ксеня, проводим".
"Нет, не надо", - возразил я.
"Почему?"
"Не надо", - повторил я даже, наверное, немного грубовато, потому что
мне действительно не хотелось, чтобы они провожали меня. Пожав всем руки и