"Анатолий Ананьев. Версты любви (Роман)" - читать интересную книгу автораона заживет той жизнью, какой жила тогда, в часы, когда мне понятным и
близким был весь мир ее радостных желаний; я говорил ей, мысленно, разумеется, взглядом: "Ну же, ну, вспомни!" - и всматривался в каждую черточку ее лица, ожидая, что вот-вот она ответит, пусть так же беззвучно, мысленно, выражением глаз, я пойму, почувствую и успокоюсь. То, что она была не так свежа после ночного дежурства и лицо ее было утомленным, я заметил позднее, когда уже сидел за столом и она угощала меня чаем и отварной картошкой, залитой подсолнечным маслом; да и сам я как ни бодрился, как ни казался себе полным сил и энергии, тоже, конечно, выглядел утомленным, и Ксеня не только заметила, но и сказала мне об этом; но произошло это потом, позже, а пока я ничего не видел, кроме ее ясных и светлых, обращенных на меня глаз и белых пальцев, которые, замедлив движения, как бы вдруг остановились, так и не закончив плести косу. "Это вы?!" - не очень громко, с явным удивлением и, как мне показалось, с ноткою радости в голосе сказала наконец Ксеня. "Да, я". "А Вася мне ничего не сказал, - добавила она с тем же удивлением. - Вы раздевайтесь, что же вы стоите! - Она подошла ко мне и помогла снять с плеч вещевой мешок. - Мам, ты знаешь, кто к нам пожаловал? - принимая от меня шинель и вешая ее на гвоздь, продолжала она. - Это же тот самый жених мой, помнишь?" "Господи! - сказала Мария Семеновна, отрываясь от своих дел и уже не с равнодушием, а с заинтересованностью глядя на меня. - Так ты опоздал, парень!" "Как это опоздал, Мария Семеновна?" "Как замужем?" "Как замуж выходят? Вот так и замужем. За тем капитаном твоим. Опередил он". Я не поверил тому, что сказала Мария Семеновна, принял ее слова за шутку. "Капитан Филев? Василий Александрович? Да зачем ему, он же в военную академию собирался". Я посмотрел на Ксеню; лицо ее, может быть, от смущения, как это бывает, я уже теперь знаю, у молодых супругов, когда при них вдруг начинают говорить об их женитьбе, но, может, от возникшего неожиданно сожаления, что она поторопилась, не подождала меня, от чувства, может быть, вины передо мною (так я думаю для утешения), лицо ее вспыхнуло румянцем, и смотрела она теперь не на меня, а куда-то вниз, то ли на мои. сапоги, то ли на половичок, на котором я стоял, а пальцы снова принялись заплетать косу. Я не стал спрашивать ее; я все еще не хотел верить тому, о чем сказала Мария Семеновна, но чем дольше смотрел на Ксеню, тем яснее становилось, что все это правда и что вот отчего так тревожно было у меня на душе еще на вокзале, когда я только вышел из вагона, и так беспокойно билось сердце, когда подходил сюда, к дому. "Не может быть!" - однако продолжал говорить я себе, переводя взгляд с Ксени на Марию Семеновну и снова на Ксеню. Они молчали; и я молчал; и всем нам было, по-моему, нехорошо, неловко от этого молчания. "А я ведь не за тем, я просто так, по пути, проведать", - сказал я, краснея оттого, что произносил ложь, и чувствуя, что ни Мария Семеновна, теперь как будто с еще большим вниманием смотревшая на меня, ни Ксеня, тоже взглянувшая на меня, не верят мне. Но что я мог еще сказать им? "Да что же вы не проходите? - сказала Ксеня, разрушая эту минуту |
|
|