"Михаил Анчаров. Записки странствующего энтузиаста" - читать интересную книгу автора

искусстве". Это воспоминания о смехе и слезах.
И часто я хочу вспомнить о слезах, но рука пишет о смехе, о смехе.
Видно, я уже переключился в другую вселенную и над собой не властен.
Математики вычисляют хохот - а люди смеются над математиками, которые
вычисляют хохот.
Потому что вычислить хохот, это все равно, что вычислить душу будущего.
А над чем будет смеяться наше будущее?


31

Дорогой дядя!
Я умею наводить сон на людей. Я обнаружил это не сразу. Сначала я
заметил, что люди засыпают, когда я высказываюсь.
Я обратил на это внимание и стал думать, а что бы это значило.
Размышляя упорно, я догадался, что это скука. Что такое скука, я не знаю, но
понял, что от нее удирают. А если не имеют такой возможности, то удирают
даже в сон.
Тогда я стал пробовать открывшуюся способность на другом материале и
увидел, что я могу вогнать в сон чем угодно - воспоминаниями, хныканьем и
даже анекдотами. Это реальная способность настолько меня поразила, что я
стал засыпать рядом с тем, кому я что-нибудь рассказываю. И вот что вышло
однажды.
Все бывает только однажды. Дважды не бывает ничего. Люди хотят
повторить, но это невозможно. Жизнь изменилась. Все уже другое.
Итак, однажды случилось открытие. Это дело было в доме отдыха швейной
промышленности на светлой речке, после того как я бросил спаивать себя
дрянным пойлом, каждый раз надеясь полюбить человечество еще больше, чем в
предыдущий раз. Но так как я и в предыдущий раз любил его максимально, то в
следующий раз добавить ничего не удавалось.
Последний раз я любил человечество на недостроенной телевизионной
башне, куда меня привезли механики.
Мы начали на Неглинке в ресторане "Арарат" с несколькими динамистками,
а когда мы их развезли по домам и они вежливо с нами распрощались, то
механики пригласили меня посмотреть, что они строят.
Быстро поехали в Останкино и быстро прошли на стройку. Все остались
внизу, а мы с одним из механиков вошли в лифт без крыши и встали рядом с
работниками в брезенте и в касках под надписью: "Без касок не подниматься".
Вверх уходили, подрагивая, масляные тросы, толщиной с чайную колбасу, но
длиннее.
Люди в касках поглядывали на нас искоса и завидовали запаху, который
шел от нас, а сверху с неимоверной высоты что-то капало. И когда я успел
удивиться, почему не велят входить без каски, а не без зонтика, лифт
остановился. И главный механик вытащил меня на небольшую круглую площадь,
состоящую из чугунных секторов со щелями, куда я норовил провалиться, но
механик каждый раз вытаскивал меня за шиворот. Он был мастер спорта по боксу
и был невероятно сильный. Я пошел к краю площадки, где не было перил, а
только проволока, натянутая на штырях, обозначавшая край.
Я навалился на эту проволоку животом, подо мною до самого горизонта был
светящийся дым, и я не сразу понял, что это окна. Я стоял выше всех в