"Михаил Анчаров. Записки странствующего энтузиаста" - читать интересную книгу автора

быть хотя бы выслушанными?
Мои горячо любимые друзья и родственники считают, что мне платят деньги
за то, что я лежу на диване. Мне всегда хочется им сказать: "Из-за чего шум?
Ложитесь тоже".


24

Дорогой дядя!
Коля-паразит был любовником тетки и назывался "Друг". У тетки было
весело, у нее была дочь, у дочери подруга. Коля-паразит называл их
"девочки-плевочки". Я тогда не знал, что это такое, но они хихикали и не
возражали. К ним приходила гордая круглолицая подружка. Она была полька, и у
нее была какая-то не такая мать, и потихоньку сообщалось, что мать "гуляет".
Интересное дело! А тетка?.. Я такой красавицы, как эта девочка, за всю жизнь
так и не увидал. Всех остальных красавиц можно было описать - черты лица и
прочее. А эту описать было нельзя - она была неописуема. Как облако. Где
она? Что с ней было потом? Когда она шла под патефонную быструю музыку,
которая называлась "Бимбамбула", все звенело и бухало, как будто сердце
времени предвкушало решение всех проблем.
При других красавицах все остальное блекло, а при ней - расцветало. Я
однажды прикоснулся случайно к ее голому локотку - было ощущение, будто в
ладонь подул прохладный упругий ветер. Девочку-польку звали Яна.
Она была как бело-розовое облако. А как описать облако? Оно неописуемо.
Хотя я об этом уже говорил.
Я думал, что знаю точно, как выглядит полька. Потому что я читал у
Пушкина - нежна, как кошка, бела, как сметана - и все сыновья Будрыса вместо
драгоценных добыч с разных сторон света привезли под бурками на конях жен из
Польши. Я и сейчас завожусь, когда читаю это описание.
Но девочку Яну нельзя было описать.
Ее нельзя было описать, но в ней хотелось утонуть.
Какая-то пронзительная жалость охватывала меня, когда я ее видел.
Я вдруг понял тогда, какая могла бы быть жизнь, если бы во всем, что
есть на белом свете, получилось бы такое чудо, как она, и такое ее движение
по всем дворам, кварталам, квартирам и дорогам. Но для этого надо было,
чтобы мир перевернулся, и люди перестали быть антиподами самим себе.
Но мир не переворачивался, а только все больше скрежетал, урчал и
надвигался. И я тогда понял, что мир торопится погубить то, что хочет
обеспечить. Но что было делать?
В каждую эпоху живет какой-то неочевидный человек, о котором потом
узнается, что он был для этой эпохи главный.
Речь идет не о посмертной славе, а о непрекращающемся влиянии.
И я подумал - надо этого человека разыскать. Ну хоть в прошлом веке,
что ли, ну хоть вчерашнего.
Я решил принять участие в постановке "Спящей царевны и семи богатырей",
которую ставила учительница литературы. Сказка, конечно, но если ее написал
Пушкин, то от постановки должно получиться что-нибудь хорошее. И придет
девочка Яна и посмотрит. Я решил участвовать как художник и вообще.
На заднем плане было огромное окно кокошником, сделанное из ворот,
которые мы притащили со свалки - откуда же еще? Я его раскрасил узорами. И