"Шервуд Андерсон. Я хочу знать зачем" - читать интересную книгу автора

заезда. В тот день я любил его больше, чем родного отца. Занятый мыслями о
нем, я почти забыл о лошадях. И все из-за того, что я увидел в его глазах,
когда он стоял возле Санстрика на лужке перед началом скачек. Я знал, что
Джерри растил и воспитывал Санстрика с того времена, когда тот еще был
крошечным жеребенком, что он научил его, как надо бежать, научил быть
терпеливым, научил пускаться вовсю в нужный момент и никогда не отставать.
Он должен был чувствовать то же, что чувствует мать, когда видит, что ее
дитя совершает смелый или прекрасный поступок. Впервые в жизни испытывал я
нечто подобное.
В тот вечер после скачек я ушел от Тома, Хенли и Генри. Мне хотелось
побыть одному, а также хотелось, если удастся, побыть возле Джерри
Тилфорда. И вот что случилось.
В Саратоге ипподром расположен почти на краю города. Он весь блестит,
точно отполированный, а вокруг него деревья из породы вечнозеленых и трава.
Вес сооружения покрашены и выглядят очень нарядно. Миновав ипподром, вы
попадете на твердое асфальтовое шоссе для автомобилей, а когда пройдете по
нему две-три мили, то заметите дорогу, сворачивающую к небольшому,
подозрительного вида фермерскому домику, стоящему посреди двора.
Вечером после скачек я направился по шоссе, ибо видел, как Джерри и с
ним еще несколько мужчин поехали этой дорогой в машине. Я особенно не
надеялся найти их. Пройдя довольно большое расстояние, я сел у какого-то
забора передохнуть и поразмыслить. Да, они поехали именно в этом
направлении. Меня тянуло к Джерри. Он был мне дорог. Вскоре я встал и, не
знаю почему, направился по боковой дороге, которая, привела меня к
подозрительному дому. Я чувствовал себя одиноким, и у меня было сильное
желание видеть Джерри, как бывает иногда ночью у малышей, когда они
непременно хотят видеть отца. В эту минуту на дороге показалась машина и
остановилась у дома. В ней сидели Джерри и отец Генри Райбека, затем Артур
Бедфорд из нашего города, Дейв Уильямс и еще двое мужчин, которых я не
знал. Они вылезли из машины и вошли в дом, все, за исключением отца Генри
Райбека, который резко поспорил с ними и сказал, что не пойдет.
Было около девяти часов, не позже, а они все уже успели напиться.
Подозрительного вида дом оказался просто притоном, где было полно скверных
женщин. Я пробрался вдоль забора и заглянул в окно.
От того, что я увидел, мне тошно до сих пор. Я не могу ничего понять.
Женщины все были некрасивые, грубые, смотреть на них или находиться вблизи
было противно. Они были такие неуклюжие, кроме одной высокой, рыжеволосой,
которая чем-то напоминала Мидлстрайда, но была лишена его чистоты, и рот у
нее был жесткий и неприятный. Мне все было хорошо видно. Я взобрался на
деревцо у открытого окна и смотрел. Женщины в открытых платьях сидели на
стульях. Мужчины входили, и некоторые из них садились к женщинам на колени.
В комнате стоял какой-то мерзкий запах, и разговоры там велись тоже
мерзкие; такие разговоры мальчишка может услышать зимой в конюшне, в глухом
городишке вроде Бейкерсвила, но никак не в таком месте, где есть женщины.
Это было гадко. Негр не пошел бы в такое место.
Я посмотрел на Джерри Тилфорда. Я уже говорил о том, что я чувствовал
к этому человеку, так замечательно понявшему переживания Санстрика перед
началом заезда, где тот побил мировой рекорд.
В этом доме со скверными женщинами Джерри хвастал так, как Санстрик, я
уверен, никогда бы не стал хвастать. Он говорил, что эта лошадь его