"Сергей Андреев-Кривич. Крестьянский сын Михайло Ломоносов (повесть) " - читать интересную книгу автора

он увидел в Никольской пустыни. В те дни он подолгу одиноко бродил по
Курострову.
"Зайду к Дудиным, потолкую с Василием Христофоровичём, умный он, книги
читает", - подумал Михайло, оказавшись однажды в зимний день на околице
Луховской, почти того не заметив.
Когда Михайло стал рассказывать Дудину, почему он ушёл от тех, кто
держался старой веры, рассказывать, что вот он прочитал много книг, а
никакого ответа на то, что его так занимало, он так и не узнал, Василий
Христофорович молча встал, подошёл к полке, на которой плотным рядом стояли
собранные дедом и отцом книги. Он выбрал из них две, одну тяжёлую и большую,
другую маленькую, крепко сжатую переплётом.
Передавая книги Михаиле, Дудин сказал:
- Почитай-ка ещё, особенно вот эту, - и он указал на большую книгу,
стянутую медными застёжками.

Что же это за книга, вот эта большая, и почему она так не нравилась
раскольникам?
Когда Михайло уже оставил старую веру, он, случалось, при встрече с
каким-либо раскольником вступал с ним в прения.
Однажды при таком случае он сказал своему собеседнику, седому старику:
- Вот в тех книгах, которые я когда-то читал, веру и божественное
деяние всё страхом обороняют. Разве большая вера чего бояться должна? Всё
говорится: не смей постигнуть того, что постигнуть тебе не дано, не тщись.
Верь - и не рассуждай. Страхом всё. А разве на страх так уж всегда и уповать
можно? Полная ли в нём истина?
- Так ли уж плох страх? Он, Михайло, часто человеку ко спасению. Вот
возьми: случится тебе, к примеру, опасность, от которой и жизни решишься, а
страх возьмёт да и подскажет: берегись. Ты и остережёшься. И спасён.
- Да ведь в таком разе не страх нужен, а разум.
- Это как когда. И разума твоего не на всех станет. Страх-то попроще и
покрепче.
- И так ли уж никогда и не обманывает?
Раскольник подозрительно посмотрел на Михайлу:
- Это ты о чём же? А? Ой, смотри, Михайло! Беседуем мы сейчас промеж
себя, а при ком другом подобное что не говори. Ни при наших, ни при
никонианах. По головке никто за такое не погладит.
- Да ведь я только спрашиваю.
- Покуда спрашиваешь, - покосился на Михайлу раскольник.

...И вот опять листал Михайло свою книгу. Зорко вглядывался он в
напечатанные двумя красками - черной и красной - большие её страницы,
испещрённые цифрами, столбцами, исчерченные фигурами, пересечённые секущими
линиями.
Где же в человеческом понимании тот предел, за который разуму
переступать нельзя и грешно? Что должен оборонять страх? И истине ли разума
бояться? Кому от этого польза? Где же в знании начинается грех?
Вот эти слова: "И от твари творец познаваем".
И вдруг Михайле в тот день припомнились другие слова, сказанные ему ещё
дедом Егором:
- Творец тебе во всём является: и человек, и зверь, и птица, и